Отпили еще по чуть.
— Но самое страшное в литературе — женщины. При одном виде редактора-дамы невольно вспоминаешь арию Далилы из одноименной оперы.
— А также гравюру работы французского художника Давида, на которой изображена жуткая сцена убийства Марата в ванне роялисткой Корде, — вставил ученый Семен.
— Я же п-просил меня не перебивать! Но женщины-редакторы — это еще полбеды. Некоторые из них, не поверите, сами пишут! Причем не только любовные романы в духе Лидии Чарской, которую, к слову, зачем-то стали многотысячно переиздавать, но и кровавые триллеры. Мужчины-традиционалисты правильной ориентации, романтики старой школы, входя в издательство, вжимаются в стенку, когда мимо них шествуют разновозрастные надменные дамы нерусской зачастую внешности, и идут прямиком в кассу за гонораром. Матриархат в сегодняшней словесности, а говоря проще, по-нашему, по-рабочему, засилье баб, вопиющ. А патриотизма ноль. Приходится скрываться в полях.
Выпили.
— Ну и, конечно же — вам должно быть знакомо это тяжелое чувство, — рано или поздно приходит усталость от собственной, что называется, харизмы. Ведь уклоняться от заслуженных правительственных наград — это интеллигентское высокомерие. Мы, мол, медалей не просили. Эх, что говорить, все написано в моих книгах. А у вас есть ли нечто мне рассказать, что обогатило бы мой писательский багаж? — строго спросил толстячок и вспенил пятерней бороду.
— Расскажи, Шиш, про необходимость приличному церковному приходу обретения святых мощей, — попросил Семен.
— Это должно быть очень интересно, — навострился писатель, — на манер, наверное, Лескова. Пополнит мою творческую копилку и опыт православного летописца.
И князь Мишка Шишов рассказал такую историю.
— Вспомнил я один случай из своей практики, когда я был, что называется, реставратором, на деле же кустарным богомазом, и расписывал храмы по городам и весям, — так начал Князь повествовать. — В одном стареньком храме под Ржавью я был свидетелем происшествия. Здесь необходимы несколько пояснительных слов, чтоб ясен был предмет. Что говорить, люди корыстны и тщеславны, и так во все времена и у всех народов. Поэтому святые мощи подделывали еще в Средневековье. Ведь народ по детской своей доверчивости всегда наивно алкал вещественных доказательств чудес и святости. Оттого и было самым заветным для упрочения славы всякого святого наличие его нетленных останков. Соборы и монастыри цинично соревновались в коллекционировании как можно большего числа сушеных и вяленых ошметков человеческой плоти, которые можно было бы выдать за части тела почитаемых святых. Это сулило хороший навар… Сема, не натыкался ли ты случаем во время своих библиофильских скитаний на литературные свидетельства вышесказанного?