Какой-то мужчина там, внизу, закашлялся, а потом крикнул:
— Все вы — мерзавцы.
Где-то сбоку отозвались голоса:
— Идите чай пить!
— Я еще наверху решила остаться на пути порока, и пусть и мой дачный роман, как и я сама, умрет естественною смертью, — ввернула невидимая дама.
— Эй, — крикнул режиссер, — Юлия Филипповна идет налево к сену, негромко напевая.
Голос, должно быть, Юлии Филипповны, выкрикнул:
— Не знаю, право, все куда-то поумирали один за другим.
— Наслаждаться природой надо лежа, — отозвался мужской голос. — Природа, леса, деревья, сено. Люблю природу, люблю мою бедную, огромную, нелепую страну. Мою Россию!
Тут вступил хор:
— А, чай! Налейте мне. Как хорошо! Как весело, милые мои люди! Славное это занятие — успокоение. Для того, кто смотрит на смерть дружески, просто. А еще непристойные женщины. Здесь непристойные женщины лучше пристойных, это факт.
Еще один голос спросил резонерски:
— Природа прекрасна, но зачем существуют мухи. Они вьются над нами.
— Я понимаю вас. Но все-таки грустно, что там, наверху, опять кто-то неизлечимо заболел.
— На террасе накрывают на стол к чаю, — командовал режиссер. — С левой стороны из леса доносятся хриплые звуки соития. Рояль играет что-то грустное.
— Наша страна прежде всего нуждается в людях благожелательно настроенных, — сказал мужской голос, — благожелательный не торопится.
— С левой стороны из леса выходят Влас и Марья Львовна, — все надрывался режиссер, — выходите же с левой стороны из леса!
— Я бы предложил вам, товарищи, колбасы, — сказал мужской голос. — Такая, знаете, колбаса!
— Ваша реплика, Прогибин.
— Ждут обновления жизни от демократии, — сказал послушно голос писателя. — А кто знает, что это за зверь, демократ?
— Во что он верует? Ворует ли? — подхватила какая-то дама. — В чем его культ? Ах, не хочу говорить с вами, Яков Петрович, идемте туда, налево, к елкам…
— Эй, Варвара Михайловна, вы что, умерли? Ваша реплика: интеллигенция — это не мы, мы — что-то другое. Мы — дачники в нашей стране, приезжие люди.
— Интеллигенция, — покорно повторила за ним женщина мертвым голосом, — это приезжие дачники.
— Теперь все гладят друг другу руки.
Кто-то из мужчин вдруг вскинулся:
— Позвольте мне сказать мое последнее слово!
— Все гладят друг другу руки, — был неумолим режиссер. — А Влас отходит в сторону, схватив себя за голову. Он кричит: Черт меня возьми! Кричите же! А Варвара Михайловна в это время кричит контрапунктом: Как это тяжело, как будто тина поднялась со дна болота и душит меня!
— Я ухожу, — встрял какой-то посторонний голос, — прощайте!