А между тем внизу по Невскому сновал питерский люд, принаряженный по поводу воскресенья. Направо спешили припозднившиеся верующие, чтобы поспеть хоть к концу службы в Казанском, любимом соборе царицы Александры Федоровны. Звенели трамваи, катясь к Александро-Невской лавре. Сразу налево от Строгановского дворца была Мойка, а за ней — огромное пространство Дворцовой площади. Солнце сверкало на куполах и позолоте фасада Зимнего дворца. Чуть северней, на берегу скованной льдом Невы, блистая, вонзался в небо шпиль Петропавловской крепости. Дальше, на северо-запад, лежал Васильевский остров с университетом и тем трактиром, где подавали знаменитые русские щи. На северо-востоке, за Финляндским вокзалом, находилась Выборгская сторона, рабочий район с множеством заводов и фабрик, где миром правила нищета. На юго-восток, за Юсуповским дворцом и Мариинским театром, были Нарвские ворота, поставленные в честь победы над Наполеоном, а за ними — Путиловские заводы, откуда пошла нынешняя волна стачек. И от всех рабочих районов к сердцу города текли колонны людей.
Этот день, как в один голос сказали Пауэрскорту и Шапоров, и де Шассирон, мог стать ключевым в российской истории.
— Сегодня все может перемениться. — Де Шассирон, очень довольный тем, что присутствует при историческом действе, взмахнул рукой, широким жестом обнимая раскинувшийся перед ними город. — Могут отменить самодержавие. Волей народа появится конституция. Разумеется, все зависит от того, соизволит ли царь принять эту волю во внимание. С него вполне станется ничего не заметить. — На этом он прижал свой монокль к левому глазу и принялся инспектировать проплывающих внизу модниц.
— Насколько мне известно, царя сейчас вообще нет в Петербурге, — сказал Шапоров, у которого при дворе были информаторы поосведомленнее, чем у многих, — и не думаю, что он сегодня сюда собирается. И что сделают демонстранты, когда принять их петицию выйдет не Его Величество самодержец всея Руси, а, скажем, обер-церемониймейстер императорского двора, я даже представить себе не могу. Разъярятся, наверно. Надеюсь, удастся, — и Михаил посмотрел в сторону Зимнего и Дворцовой площади, словно церемониймейстер уже репетировал там свой выход, — уговорить их, что государь находится во дворце и непременно ознакомится с их прошением.
— А откуда вы знаете, что царя нет в городе? — де Шассирон, как охотничий пес, почуял близость свежего источника информации.
— Боюсь, не смогу вам ответить, — живо проговорил Шапоров, — но поверьте мне, это точно.
— А могу я задать вам вопрос, Михаил? — спросил Пауэрскорт. — Этот дворец, на крыше которого мы топчемся, он принадлежит одному из ваших кузенов?