Непредумышленное (Скользящий) - страница 31

Под ногами ее блестит стекло.
Тартар театром вокруг кричит
Еще со времен Бастилии,
Франции больно, ее бы лечить,
Но в гороскопе у Мэри бессилие.
Мэри идет через шум и гам,
Сквозь праздник и балаган,
Страшной чумой болеет страна.
Мэри тоже давно больна.
Трехцветной лентой судьбу очертя,
Паяцы вокруг злорадствуют.
Мэри послали ко всем чертям —
И Мэри идет сдаваться им.
Мимо гниющей нации,
Взяв гордость и веры толику,
Живой королевой Франции,
Вперед, по стопам Людовика.
Конвоиры с ней очень бережно,
Прикидываются вельможами.
Мэри вступает в Консьержери —
Последнюю в жизни «прихожую»…
…Я бы спас тебя, Мэри, я бы смог,
Но это — не замок Иф.
Ты бы шла любой из земных дорог,
Но тебе дороже обрыв.
Укутана запахом лилий и пыли,
Мэри, чего ты ждешь?
Завтра утром тебя поцелует навылет
Косой треугольный нож.
Откликнутся камни у Сен Дени
Стоном надгробных плит…
Мэри послали в кромешный Ад,
Но Мэри идет в Аид.
Мэри спокойна, как водная гладь,
Смела, как австрийский лев.
С детства учат в Аиде гулять
Будущих королев.
Кровавую Мэри просит Париж,
Для пьянки Париж готов.
И Мэри завтра взлетит выше крыш,
Избавится от оков,
Чтобы в Аиде, от жара немея,
В лицо мне легко сказать:
«Я пришла за супругом. Я не умею
Оглядываться назад».

Крылья

…Фельдшеры в скорой втыкают в него иголки, он понимает — это уже серьезно,
Друзья замечали кровь на его футболках, он все отшучивался, мол, просто упал на гвозди,
«Заживет до свадьбы», и «мы же давно не дети»… Как и все остальные, далекий от суеверий,
Но последнее время жаловались соседи — в водосток у него забиваются птичьи перья,
Стал загадочен и далек, как рассвет над Сеной, и какой-то бледный, бабушке отдал кошку.
Можно подумать, он точно на что-то подсел, но в конце концов просто вызвали неотложку.
…Он мечется: «Доктор, мне слышатся птичьи крики!» Он стонет: «Доктор, зря вы меня раскрыли!»
Сейчас он знает то, что не знает «Вики»: что двадцать — возраст роста молочных крыльев.
В карантинном отсеке глупые шутки вроде: «Для тебя у Элизы совсем не нашлось крапивы?»
Они думают, что заботятся об уроде, он почти уже не надеется на справедливость.
…Они очень долго спорили, зубоскалили, исследовали с головы и до пят его,
Он понял: они уже наточили скальпели, а крылья слабые и не помогут с пятого…
Они уверяют, что будет совсем не больно, что он будет таким как все и без отклонений.
В шесть тридцать по Москве и не-божьей воле его приговор приводится в исполнение.
А потом он лежит на кровати и смотрит в небо — небо покрыто трещинами и побелкой.
Ему не плохо. И не хорошо. Он просто не был еще никогда такой качественной подделкой.