С трудом выкинув эти мысли из головы, я перешагнул вслед за гостеприимным хозяином порог его «конуры» и поднял брови, не в силах сдержать удивление — эта «конура» отличалась такой роскошью, что перед ней померкли бы, наверное, покои какого-нибудь султана — весь пол покрыт роскошными толстыми коврами, в которых по щиколотку вязла нога, на полированных, покрытых лаком тумбочках, буфетах и столиках из тёмного дерева, стояла посуда, сделанная из фарфора и красивейших пород дерева с инкрустацией самоцветами. В углах стояли вазы, статуэтки людей и животных в различных позах их событий жизни — особенно, почему-то, коленно-локтевой. Видимо, хозяину эти вехи жизненного пути нравились больше всего.
Я внимательно рассматривал его лицо, пока он разливал в драгоценные фарфоровые чашки какой-то напиток — лицо было не то, чтобы отталкивающее, но какое-то неоднозначное.
Подумалось — в этом человеке намешано столько всего, что он сам не знает, как поступит в следующий момент своей жизни. Сейчас я чувствовал исходящую от него волну неприязни, такую, что она переходила в ненависть. Не потерявшись в догадках, понял — почему он так невзлюбил меня.
Этот ляп Рилы про «жениха» был последней каплей — мне кажется, что Мадург очень даже надеялся заполучить Рилу, и не только в постель, но и в спутницы жизни. Мне показалось, что он давно и сильно любил её, и тут — приходит с ней какой-то хрен с горы, и она заявляет — «Это мой жених!» — пожалуй, невзлюбишь этого отвратительного типа...
Мадург поставил перед нами чашки, дождался, когда мы отхлебнём — в них оказалось лёгкое вино, возможно разбавленное водой, и спросил:
— Ну, так что у тебя за такие дела, моя возлюбленная Рила, что ты решила отвлечь старого доброго Мадурга от мыслей о бренности мира и о том, что всё проходит, даже любовь!
— Эк завернул! — демонстративно вскинула ладоши вверх девушка, в знак восхищения его поэтичностью — тебе надо стихи писать, Мадург, а не сидеть в «конуре', завлекая сюда дочек кондитерш и ткачих обещаниями красивой жизни — Рила кивнула на широкую кровать в углу комнаты, покрытую пышными покрывалами из шёлка и ярких атласных тканей — или в жрецы идти — они любят так красиво и вычурно выражаться. Любовь не проходит, Мадург, если она настоящая! А если она прошла — значит не была настоящей! Ну, да к делу. Хватит нам о ахах и вздохах и любовных переживаниях. Мадург, нам надо узнать в порту, не вывозили ли из города одну рабыню, и кто вывозил. К кому я могла бы обратиться?
— К кому? Ко мне, например, ко мне и обратилась! — усмехнулся торговец — только я ведь не торговец живым товаром, и не слежу за происходящим в порту — чего это ты решила, что я наблюдаю за всеми перевозками? Тут сотни кораблей в день разгружаются и выгружаются! Ты сама-то представляешь, чего спрашиваешь?