Раненая рука меня не беспокоила, более того — рана затянулась и на её месте остался только небольшой шрам. Объяснить я это не мог, поэтому задвинул размышления о случившемся в самый дальний закоулок мозга.
На третий день я стал ощущать чьё-то присутствие — вот не вижу никого впрямую, но — мелькнёт тень на периферии зрения, затихнут кричащие птицы, или наоборот разорутся — как я читал, это признак того, что меня кто-то преследует, зверь или человек. Если бы это были люди — скорее всего я бы уже лежал связанный, или вообще валялся со стрелой в спине, однако ничего такого не случалось.
Однако, всё-таки, это были люди.
Уже под вечер, когда я перелез через толстый ствол упавшего дерева, возле куста со знакомыми сочными жёлто-красными плодами, увидел несколько людей, практических голых, только на причинном месте был приделан какой-то сосуд — вроде выдолбленной сушёной тыквы. Мне сразу вспомнились земные аборигены из джунглей — они носили что-то подобное, и чем сосуд был больше, тем важнее был воин. Мне кажется, что это соответствует желанию некоторых мелких людей купить автомобиль как можно большего размера — джип, величиной с дом, к примеру — чем это не современный сосуд на причинном месте? Сколько раз я наблюдал, как тип в таком джипе медленно-медленно переползает рельсы, возвышающиеся над мостовой аж на сантиметр. Для него джип не средство преодоления пространства и бездорожья, а вот такой написьник — и чем он больше, тем важнее и значительнее чувствует себя этот хозяин жизни. И теперь скажите — далеко ли мы ушли от этих голых дикарей?
Так вот — дикари были голыми, в написьниках, лица разрисованы белой краской — ну что у них такая тяга к белой краске в джунглях?! А! — вспомнил — белый цвет у многих народов означает, что хозяин разрисованного лица имеет отношение к отправке на тот свет — белый цвет, цвет траура, цвет загробного мира. Эге-ге...не нравится мне их цвет...не хочу я не тот свет. Что там говорил Аркан? Не делать резких движений, не угрожать, не нападать.
Кстати сказать — аборигены стояли вполне спокойно и не выказывали никаких признаков агрессии — стоят себе и смотрят на меня, как на бегающего во дворе щенка. Один из них отделился от группы и плавными движениями, так, что не хрустнула ни одна хворостинка на земле, подошёл ко мне.
Минуты три мы рассматривали друг друга — абориген был черноволосым, сероглазым, довольно смуглым — там, где не было белой краски, пропорционального сложения — худощавый, как и все тут, не толстый, и самое главное — ниже меня, на полголовы. Он осмотрел меня, осторожно протянул руку и пощупал мои плечи, которые были шире его плеч чуть не в два раза.