То, что он нащупал, ему, видимо, понравилось, и абориген повернулся к своим товарищам и сказал что-то на странном щёлкающем, как будто птичьем языке, напоминающем токование глухаря. Подумалось — а ведь он ко мне спиной повернулся. Значит, доверяет? Доверяет — не доверяет. По крайней мере врагом не считает, как я понял. И это хорошо...
Абориген повернулся ко мне и что-то прощёлкал на своём языке. Я подумал, и ответил — на языке рабовладельцев:
— Я не понимаю!
Абориген подумал, кивнул, и на ломаном имперском сказал:
— Идти со мной. Нет больно. Нет смерть. Гость.
Я кивнул головой, абориген довольно улыбнулся — выглядело это довольно странно — белая маска разошлась в сторону, как у персонажа театра Кабуки, и зашагал по незаметной тропе.
Я последовал за ним, остальные аборигены сзади меня. Всем телом ощущалось их присутствие сзади, а мысли о том, что в любой момент могу лишиться жизни, не способствовали спокойствию духа. Впрочем, по здравому размышлению, у меня было гораздо больше шансов получить нож в спину от моих современников, чем вот от таких дикарей. В их понятии всегда было слово «табу', по отношению к гостям — гостя нельзя убивать, нельзя его есть, обижать — если он соблюдает законы племени и тоже не нарушает табу. Вообще-то это скользкая и непредсказуемая штука — что есть табу, а что не табу? А как добиться, чтобы тебя признали гостем? Ведь есть ещё такое понятие как «чужак', и во многих языках «чужак» и «враг» обозначаются одним словом.
Вспомнилось, как в мордовских лесах, не так уж задолго до революции, местные жители привязали к дереву и оставили в лесу в жертву богу леса — Киреметю случайно попавшего к ним чужого — даже какое-то расследование царских властей было по этому поводу. А ведь всего прошло полторы сотни лет...что такое полторы сотни лет по сравнению с сотнями миллионов лет.
Эти мысли бились у меня в голове, когда я смотрел в смуглую спину идущего впереди аборигена, ведущего меня по тропинке — с интересом отметил, что москиты его тоже не едят, и сделал зарубку в голове — спрошу попозже, как они этого добиваются.
Шли мы около двух часов — я понял, что каким-то образом, в своих блужданиях по джунглям, я практически вышел на деревню аборигенов, спрятавшуюся с густых джунглях.
В ней было около сорока хижин — по меркам древнего мира, это было довольно большое племя. Грубо прикинул — если в каждой хижине человек пять обитателей — двести человек народа. Нет, гораздо больше — это взрослых человек пять, а сколько детей? Значит — раза в три, минимум, больше, если со стариками и детьми. Много это, или мало? Для Земли — мало, для Машрума..а что для Машрума? Я ведь его ни черта не знаю. Хватит делать предположения, надо выкинуть их из головы и пока что просто выживать, насколько мне это позволят. Никогда не думал, что со мной могут приключиться такие дикие события, и ещё, нечто странное со мной происходит — с тех пор, как я попал в этот мир, у меня, как будто бы, выключили обычные для человека чувства — основным из которых является страх. Нет, не выключили — притупили. Я боюсь, да, но, почему-то, мне не верится, что меня могут убить, так, что ли...опять не так! Вот не могу передать этого — вот могут убить, я это понимаю, не хочу этого, но этакого всепоглощающего ужаса, подавляющего волю и заставляющего вместо борьбы усесться на землю и принять свою гибель с тупой покорностью, у меня нет. Наоборот, у меня откуда-то взялась ТАКАЯ безумная, дикая бесшабашность, что сам себе удивляюсь.