Тебе, я полагаю, это обошлось в пятьдесят тысяч.
— Пятьдесят косых. Столько стоил мертвый мексиканец.
Он напряженно думает, но явно не понимает.
— Столько стоила жизнь моего отца, ты купил ее по дешевке, — объясняю я.
Он кивает.
У него дух захватило от сладости смерти. Лицо побелело, глаза налились кровью. В волосах застряли осколки льда.
— Есть у тебя Бог, с которым ты советуешься? — спрашиваю я.
— Нет, нет, подожди, — лопочет он, но слова больше похожи на бульканье, словно он горло полощет.
— Прими свой покой.
Бригс хватает меня за руку своей окровавленной ладонью. Я вырываюсь, делаю шаг назад и поднимаю отцовский пистолет. Это — не возмездие. Я не вправе воздать за отца. И все-таки я помогу тебе уйти из этой юдоли скорби.
— Нет, подожди, мы можем догово…
Свинец преодолевает разделяющее нас пространство, разрывает кожу, проходит через кость и оставляет в черепе отверстие размером с детский кулак.
Он обводит бессмысленным взором залитый кровью лед и, мертвый, валится на спину.
Джек поднимает руки над головой.
Он плачет.
— Не стреляй!.. Пожалуйста… — обливаясь слезами, молит он. — Я так виноват, о господи, я так виноват! Что бы я ни сделал, я так виноват! — Лицо Джека искажено непритворной гримасой страдания. — О господи, пожалуйста, не надо, пожалуйста…
— Ни одна роль еще тебе так не удавалась, Джек, — хвалю я.
— Я не играю, я действительно искренне раскаиваюсь.
— В чем?
— В том, из-за чего ты так рассердилась, — говорит он. Губы кривятся. Из горла вырывается кудахтанье. Сопли, слюни.
Вокруг меня висит стойкий запах смерти, он и во мне, от него тошнит. У самого берега я замечаю Пако в черном пальто, в руках у него карабин Эстебана. Он машет рукой. Машу в ответ.
Пако что-то кричит, но я не разбираю слов.
— Не слышу!
— Я говорю, — кричит он, — я спас твою кубинскую задницу!
Он осторожно движется к нам по льду. Так медленно, что при иных обстоятельствах было бы смешно. Наверно, у них в Никарагуа нечасто встречаются замерзшие озера…
— О господи, ты меня убьешь, я умру! — причитает Джек.
Вдруг он наклоняется и выкладывает на лед то, что осталось у него в желудке от кулинарных изысков, съеденных на вечеринке в доме Тома Круза.
— Я не собираюсь тебя убивать.
— Ты меня убьешь. Убьешь, как и остальных. Я погибну… Больше ничего не увижу… Я ведь даже не знаю, где мы, не знаю, где мы!
— В Вайоминге.
Сажусь рядом с ним на лед, беру его голову в ладони, поворачиваю лицом к себе:
— Слушай, Джек, это мой друг Пако, он идет сюда. Этого парня только пусти убивать! Говорит, мальчишкой он будто бы воевал в Никарагуа на стороне сандинистов. И смотри, как хорошо он стреляет из винтовки! Я, кажется, начинаю верить его рассказам.