В салфетке оказался пистолет моего отца. Его я спрятала в ящик стола.
В коробку не заглядывала до темноты.
И лишь когда угасли последние отблески заката, я щелкнула выключателем и открыла крышку.
Письма. Более сотни адресованных мне писем от отца. В некоторых конвертах были и деньги. Пятисотдолларовые купюры на платье для праздника пятнадцатилетия. Рассказы, стихи, рисунки, поцелуи для меня и маленького Рики. Последние письма были отправлены в 2006 году из Колорадо. Отец писал о погоде — надвигались холода. Он не мог говорить прямо, поскольку понимал: письма сначала будут читать в ГУР и лишь потом передадут мне. Вот он и описывал лес, горы, снег. Перечислял книги, которые прочел, и даже те, что читала его подруга Карен. Он знает, сообщал он, что Интернет на Кубе строго контролируется, однако ходят слухи, будто в вестибюле «Амбос Мундос» установлена вебкамера, работающая в режиме реального времени. Не смогу ли я в определенный час оказаться там и помахать ему рукой? А он бы в это время сидел наготове с компьютером на коленях. И ждал бы этого события день за днем, ночь за ночью.
Конечно, я заплакала.
И плакала целую ночь, а потом и весь следующий день.
Ох, папка!
Но все когда-нибудь кончается. Положен предел дням каждого человека. Он не минует и тебя, Jefe, и тебя, Jefe-младший, даже тебя.
Я сказалась больной, на работу вышла не сразу. Сходила к маме, встретилась с Рики, показала им письма. Но служба не ждет. Я притащилась в отдел — и понеслось: вскрытие, посольство Германии, отчеты.
Несколько раз я бралась за письмо к Франсиско. Как-то вечером на Прадо неожиданно столкнулась с Фелипе, официантом-детоубийцей, которого арестовала в тот самый вечер, когда Рики вернулся из Америки с результатами своих поисков. Фелипе улыбнулся мне, по-моему так и не вспомнив, где и при каких обстоятельствах мы с ним встречались…
Я действовала как автомат.
Засыпала.
Просыпалась.
Куда-то шла.
И так день за днем.
Набережная Малекон в сумерки. Суровые стены крепости, былое величие ветшающих отелей, сопляки-подростки смеются у парапета, пылает факел попутного газа на нефтеперерабатывающем заводе.
Огоньки на воде — это фонари рыбацких лодок, бросивших якорь в заливе, и дальше, чуть ли не за горизонтом, огни американских яхт, стоящих у островов Драй-Тортугас, у побережья Флориды.
Иду по Малекону и вижу будущее.
Сотовые телефоны, персональные компьютеры. Конец продовольственным карточкам, конец паспортам, конец упрощенной процедуре ареста. И что тогда будет с полицейскими?
Иду по Малекону и вижу прошлое. Теперь я понимаю тебя, папа. Я знаю тебя настоящего, представляю твою тайную жизнь… Уехал и не взял нас с собой. Ты лгал. Такова была твоя работа, но все равно: ты лгал.