мои руки не грубые. Э-э, потому что кирпичи, надо уменье. Я — официант в ресторане, чистить сточная труба. В Манагуа я работать утром маляром, а вечером прачечная. Восемнадцать часов в день. Работать много.
— И говоришь по-английски, — замечает американец.
— Хорошо говорю по-английски, — соглашается Пако.
— Ладно. Уговорил. Становись сюда.
Пако переходит невидимую черту и становится по мою сторону от нее.
Оказавшись рядом, он проводит рукой по моей талии. Это ничего, успокаивает. Я улыбаюсь ему. Никарагуанский маэстро хренов, хочется шепнуть ему на ухо, но я воздерживаюсь.
— Сколько за него? — спрашивает Педро.
Американец обходит нас и становится у меня за спиной. Это мне не нравится. Волоски дыбом встают у меня на шее. Постояв сзади, он делает несколько шагов и снова оказывается перед нами. Смотрит на меня и Пако. Ощупывает у себя в кармане бумажник.
— Умеешь обращаться с гвоздевым пистолетом? — спрашивает он Пако по-испански.
— Конечно, сеньор, — отвечает тот.
— Чего и следовало ожидать… Как тебя зовут, парень?
— Франсиско.
— Так, хорошо. Беру мисс Америку, — говорит американец и кладет огромную ручищу мне на голову. Левой он хлопает по плечу Пако. — Если по какой-то причине мисс Америка не сможет выполнять свои обязанности, ты, Франсиско, у тебя сейчас второе место, ее подменишь.
Из его слов Пако, кажется, ничего не понял, он смущенно улыбается.
Американец поворачивается к Педро со словами:
— Семьсот пятьдесят за него. За обоих тысяча двести пятьдесят.
Педро кивает. Такие деньги — уже что-то.
— Тысяча семьсот пятьдесят, и по рукам, — заявляет он.
Американец зевает и продолжает торговаться:
— Знаешь, что тебе скажу? Я сегодня щедрый. Пусть будет даже тысяча четыреста.
— Тысяча пятьсот, и договорились.
— Пятнадцать сотен, идет, — соглашается американец.
— А остальные? — спрашивает Педро.
— Остальных можешь везти в Денвер.
Педро качает головой, однако видно, что условия его устраивают. Пятнадцать сотен крупными купюрами — это неплохо. Но дело еще и в личности американца. Смирение Педро каким-то странным образом зависит от его роста и манеры держать себя. Власть американца безусловна. Раз он принял решение, разговоры, торг, препирательства уже неуместны.
— Даже не знаю, — сомневается Педро.
— Подумай еще разок.
Американец подходит к входной двери и откатывает ее в сторону. Втягивает воздух так, как будто в нем, помимо кислорода, есть что-то очень для него важное — живительное, омолаживающее. Моя мама уверена, что подобное воздействие на человека оказывает один из божков вуду, стоящий у нее на алтаре.