Гораздо позже он рассказал, что Николь строго-настрого запретила ему давать кроликам одуванчики: во-первых, потому что не верила в его способность отличить одуванчик от других растений; дескать, городской мальчик, приехавший с севера, просто не может разбираться в одуванчиках, как, впрочем, и во всем остальном, а во-вторых, потому что кролики — существа нежные и хрупкие, от непривычной пищи они болеют, и, раз уж их держат на комбикорме и сухом сене, значит, так и надо. Но по-настоящему Поль с Анеттой развеселились, когда Эрик затронул ключевую тему размножения. В первые месяцы Николь пару-тройку раз застала его возле клеток, когда он, застыв от любопытства, с напряженным вниманием следил за тем, что происходит внутри; разумеется, Николь не упустила случая, чтобы устроить ему настоящий разнос: как он смеет торчать здесь и мешать животным, они не любят посторонних, станут нервничать и не смогут заниматься тем, чем им положено заниматься, а кто останется внакладе, когда не будет приплода? Она, Николь. Только Эрик прекрасно видел, что кроликам не было до его присутствия ровным счетом никакого дела — они его вообще не замечали. Николь без конца придиралась к Эрику, по поводу и без повода, каждый раз старательно подчеркивая, что он тут лишний и его только терпят. Потом случилась история с грибами.
Когда Эрик взял привычку ходить с Лолой гулять в лес, Поль как-то предложил дядькам показать мальчику грибные места. В грибах они разбирались досконально, не только изучили все разновидности, но и знали, когда какие лучше собирать. Поль грибами не интересовался — для этого занятия ему не хватало терпения, да и времени на такие пустяки не было; иногда по пути на нижний луг, где летом паслись возле речки коровы, а он ходил проверить, не начался ли у какой-нибудь из них отел, он набирал горстку сыроежек — единственных, в которых был уверен, что они не ядовитые, но дальше этого его познания не простирались. В ответ на его предложение дядьки молча улыбнулись, вроде бы соглашаясь, но тут же отвернулись в другую сторону, чуть шеи не заскрипели. Эрик сразу понял — и потом сказал об этом матери, — что они ничего не собираются ему показывать и ничему не станут его учить. Тем более что Николь во всеуслышание заявляла, что ни за что не станет готовить грибы, даже если сам Папа Римский преподнесет ей их на серебряном блюде, а если не Папа, то аптекарша из Риома по имени Ирен, ее бывшая одноклассница, изучавшая в Клермоне фармакологию, следовательно способная выступать экспертом в грибном вопросе. Эрик не понял, какая связь между Папой Римским и аптекаршей из Риома, но он уже успел на опыте убедиться, что искать смысл в словах Николь — про себя он из-за пожарного цвета челки давно окрестил ее Красной Теткой — пустое дело; он не верил ни единому из них и в любую минуту ждал подвоха, особенно когда она напускала на себя притворно добродушный вид, потому что чаще всего это означало, что она готовится сказать очередную гадость.