5. Каждый кроме родного языка должен владеть международным нейтральным языком эсперанто в том виде, в каком его утвердил Ниа Майстро в “Фундаменто де эсперанто”, без каких-либо изменений или исправлений.
6. Каждый должен неустанно стремиться к созданию Всемирного федеративного государства. Каждый должен требовать, чтобы в этом государстве было введено ограничение рождаемости для тех наций, которые в силу своей чрезмерной численности могут ущемлять права наций менее крупных.
7. Конституция и законы будущего Всемирного государства могут отменить действие противоречащих им статей данных Основ.
8. За исключением случая, оговоренного в ст. 7, никто не имеет права вносить какие-либо изменения или исправления в данные Основы».
Во-первых, сразу бросилось в глаза, что три пункта гилелистской религии составляют в этих Основах первую статью. Даневич был прав: гилелизм если и не полностью совпадал с гомаранизмом, то являлся его частью.
Во-вторых, Свечников обратил внимание на количество самих Основ. Их было восемь – по числу основных грамматических правил в эсперанто, сторон света и букв в слове «гомарано». Имя Казароза тоже содержало в себе восемь букв.
Он сосчитал их автоматически, сам не зная, зачем это ему нужно, и тут же в памяти всплыло примечание под звездочкой:
«Роль священнослужителей или жриц в таких храмах могли бы исполнять молодые красивые женщины, обладающие приятным голосом и владеющие эсперанто».
Из четырех условий, которым должны отвечать эти женщины, у Казарозы налицо были три – молодость, красота и приятный голос. Эсперанто она не владела. Хотя откуда это известно? С ее же слов?
Вот тогда и вспомнилось, как за пять минут до смерти она сказала Варанкину: «Бабилоно, Бабилоно». А он с той радостной готовностью, с какой в ответ на пароль произносят отзыв, продекламировал следующую строку. Звучная рифма спаяла их в одно целое. Наверняка Варанкин тоже знал, что слова алта дона лучше перевести не как «святое дело», а как «священное свершение». Даже зеленый цвет ее жакетки теперь казался не случайным.
Свечников почувствовал, что у него взмокла спина. Получается, Казароза и Варанкин были знакомы? Тогда что заставило их скрывать это? Может быть, клятва, которую дают друг другу амикаро?
Он попробовал рассуждать дальше, но нить порвалась, обрывки не связывались. Чтобы не отвлекаться, Свечников прикрыл глаза, в то же мгновение перед ним возникла картина, внезапно проступившая из еще оставшегося под веками дневного света, настолько яркая, ясная и при всем том – фантастичная, что он мог бы назвать ее видением, если бы сам не изгнал это слово из своего словаря.