Я изо всех сил старался не смотреть на нее. Ведь в руках у меня была авторучка, которой я подписывал экземпляры «В поисках Беттины». Книжки протягивали мне мои маленькие читатели, смотревшие на меня влюбленными глазами.
«Розалинде, у которой такое красивое имя», «Бренде, с ее чудными косичками» или «Очаровательной Дороти, с наилучшими пожеланиями».
— Вы что, и тексты сами пишете? — «Да, сам».
— Вы планируете продолжение серии о Беттине? — «Возможно. Хотя эта уже седьмая. Может быть, хватит? Что скажете?»
— А что, Беттина — это реальная маленькая девочка? — «Для меня реальная. А как для вас, не знаю».
— А мультики для утреннего субботнего «Шоу Шарлотты» вы сами делаете? — «Нет, их делают люди с ТВ. Но по моим рисункам».
Очередь от дверей книжного магазина, говорят, растянулась на целый квартал, а ведь сейчас в Сан-Франциско достаточно жарко. В Сан-Франциско жара почему-то всегда приходит неожиданно. Я оглянулся, чтобы проверить, здесь ли она. Да, она все еще была здесь. И снова одарила меня безмятежной сообщнической — в чем сомневаться не приходилось — улыбкой.
Ну давай же, Джереми! Не отвлекайся! Ты не имеешь права разочаровывать публику. Ты должен каждого выслушать и каждому улыбнуться.
Вот появились еще двое ребятишек из колледжа, в джинсах и фуфайках, заляпанных масляной краской, у одного из них в руках был явно подаренный еще на Рождество альбом «Мир Джереми Уокера».
Каждый раз, когда я вижу это претенциозное издание, мне становится немного неловко, но после всех тех лет это свидетельство подлинного признания: текст, изобилующий лестными сравнениями с Руссо, Дали и даже Моне, и целые страницы тошнотворного анализа.
«Книги Уокера с самого начала отличали превосходные иллюстрации. И хотя маленькая девочка, являющаяся его главной героиней, на первый взгляд отличается слащавостью Кейт Гринуэй, сложные декорации, которые ее окружают, настолько оригинальны, что не могут оставить читателя равнодушным».
Мне вовсе не по душе, что кому-то приходится выкладывать пятьдесят долларов за книжку, так как цена просто неприличная.
«Я уже в четыре года знал, что вы художник… Вырезал картинки из ваших книг, вставлял в рамки и вешал на стенку».
Весьма признателен.
«…стоит каждого потраченного пенни. Видел ваши работы в Нью-Йорке, в галерее Райнголда».
Да, в этой галерее ко мне всегда хорошо относились. Старый добрый Райнголд.
«…когда Музей современного искусства наконец признает…»
Вы, конечно, знаете старую шутку. После моей смерти. (Не стоит упоминать о моей картине в Центре Помпиду в Париже. Это было бы неделикатно.)