«…я имею в виду то барахло, которое они называют серьезной живописью! Вы видели…»
Да уж, барахло. Это не я, вы сами сказали.
Не позволяй им уйти с таким ощущением, что я не оправдал их ожиданий, что не слушал их детский лепет насчет «скрытой чувственности» и «света и тени». Хотя, конечно, самолюбию льстит. Причем каждая подписанная мною книга. Но как это все же тошнотворно!
Еще одна молодая мамаша с двумя потрепанными экземплярами старых изданий. Иногда я исхожу на нет, подписывая не новые издания, лежащие передо мной на столах, а старые — читаные-перечитаные.
Конечно, я уносил с собой образы всех этих людей; возвращаясь в свою мастерскую, я представлял их, поднимая кисть. Они окружали меня плотной стеной. Я любил их всех. Однако встречаться с ними лицом к лицу было так мучительно. Нет, лучше уж читать письма, пачками приходящие каждый день из Нью-Йорка, или печатать в полной тишине ответы.
Дорогая Джинни!
Да, все игрушки на картинках, где нарисован дом Беттины, подлинные и находятся у меня дома. Все нарисованные мною куклы антикварные>, а вот паровозики фирмы «Лайонел» еще можно найти. Возможно, твоя мама поможет тебе и т. д. и т. п.
«…не могу заснуть, пока мама не почитает мне „Беттину“…»
Спасибо. Да, большое спасибо. Вы даже представить себе не можете, как мне приятно это слышать.
Да, жара становится просто невыносимой.
— Еще две книги — и все продано, — шепнула мне на ухо Джоди, мой очаровательный агент из Нью-Йорка.
— То есть я скоро смогу выпить?
Осуждающий смех. И ничего не понимающее лицо темноволосой девчушки справа. Я почувствовал, как Джоди предупреждающе сжала мне руку.
— Шучу-шучу, солнышко! Я уже подписал тебе книгу?
— Джереми Уокер вообще не пьет, — вызвав дружный взрыв хохота, заметила стоявшая неподалеку чья-то мамаша.
— Все продано! — поднял руки вверх повернувшийся к очереди продавец. — Все продано!
— Пошли! — ухватила меня за локоть Джоди и, понизив голос, добавила: — А теперь для сведения. Тысяча экземпляров, если хочешь знать.
Один из продавцов предложил послать за угол, в «Даблдэй» за дополнительными экземплярами, кто-то уже даже попытался дозвониться туда.
Я осмотрелся по сторонам. Где там моя Златовласка? Магазин потихоньку пустел.
— Попроси их не делать этого. Не надо больше книг. Я уже не в силах ничего подписывать.
Златовласка исчезла. А я ведь даже краем глаза не видел, как она уходила. Я обшаривал взглядом помещение, надеясь обнаружить в толпе клетчатую юбку, шелковые волосы цвета спелой пшеницы. Ничего.
Джоди тактично напомнила служащим магазина, что мы опаздываем на прием для издателей в «Сен-Франсе». (Прием в честь нашего издательства устраивала Ассоциация американских книготорговых организаций.) И опаздывать было нельзя.