— Алекс, внешность обманчива, — сказал я. — Я вовсе не случайно приехал сюда, хотя мог бы остаться жить среди викторианского хлама в Сан-Франциско. И я не променял детские книжки на Тинсельтаун. Это не так. Я просто вернулся к развилке дорог, чтобы, в отличие от того, первого раза, выбрать правильный путь. И на самом деле Голливуд здесь вовсе ни при чем. Тут дело скорее во времени и в том, что надо внимательно смотреть себе под ноги и правильно использовать вещи, которые лежат у тебя прямо под носом. И именно поэтому я в полном порядке.
— Ну, узнаю прежнего Джереми, — легонько сжал мне плечо Алекс. — А теперь немножко правды — и я сдаюсь!
И с этими словами он повернулся и вышел из комнаты, чтобы присоединиться к Джи-Джи, который в компании дам ждал его в патио. Репортеры уже успели уйти, и Белинда, с облегчением стянувшая с себя джинсы и рубашку и оставшаяся в откровенном бразильском бикини, вытянула руки вперед и рыбкой нырнула в бассейн.
И вот мы с Фэй снова остались вдвоем. Я люблю тебя, Фэй.
Я поднял глаза на портрет, и у меня в голове один за другим стали возникать замыслы будущих картин — картин, наполненных яркими красками и одновременно содержащих все оттенки черного цвета. Наброски портретов Алекса, Блэра, Джи-Джи и Белинды — моей Белинды, но уже совершенно в другом окружении.
Блестящие контуры, да-да, именно так, а еще тени, которые всегда размываются светом прожекторов. И конечно, необходимо передать цвет и фактуру Калифорнии.
Но все эти золоченые образы были лишь малой толикой того, что озарит меня не сейчас, а потом. На самом деле мой мир уже заполнили тысячи самых разных существ всех возрастов и форм, а также тысячи самых разных декораций, относящихся к прошлому, настоящему и будущему — неведомому и неизученному. Впервые в жизни я мог сделать все, что пожелаю.
Благодаря Белинде я вырвался из мира снов, попав в полосу ослепительного света жизни, такой, какая она есть.