Восемь часов, девять часов… Она ушла навсегда. Оставляю записку и плетусь на пляж. Но ни в ком из идущих по белому, как сахар, песку не узнаю Белинды.
Десять тридцать. В комнатке под крышей неуютно лежать в одиночестве на огромных мягких матрасах и одеялах.
Внизу открывается входная дверь.
Белинда на верхней площадке лестницы вцепилась в перила, в темноте не видно лица.
— Рад, что ты вернулась. Я волновался.
Аромат «Каландра», холодный свежий воздух. Если она подойдет ко мне, чтобы поцеловать, то ее щека, наверное, будет пахнуть морским ветром.
Белинда села на верхней ступеньке, боком к маленькому оконцу.
Свет за окном холодный, молочно-белый. Мне хорошо виден ее красный кашемировый шарф. И детская рука в черной кожаной перчатке, тянущаяся за конец шарфа.
— Сегодня я закончил «Святое причастие».
— Ты должен понять, что раньше никому не было дела, чем я занимаюсь, — после длинной паузы произнесла Белинда.
Молчание.
— Я не привыкла, чтобы мной командовали.
Молчание.
— А если по правде, по всей долбаной, вонючей правде, то всем всегда было плевать, они считали, что, чем бы я ни занималась, я справлюсь с ситуацией, и им было насрать на меня.
Молчание.
— Я хочу сказать, у меня были учителя и шмоток столько, сколько пожелаю, и никто ко мне не приставал. Когда я впервые трахнулась, они просто-напросто отвезли меня в Париж, чтобы посадить на таблетки. Подумаешь, всего и делов: главное — не подзалететь, и точка. Никто…
Молчание. Белые пряди волос в лунном свете.
— И в отличие от тебя никто не говорил мне, будто я не справлюсь, потому что я могу справиться! Я прекрасно могу справиться. И всегда могла. А ты мне тут говоришь, что будешь чувствовать себя лучше, если я не стану так много пить, и тогда ты не будешь чувствовать себя виноватым.
Молчание.
— Ты ведь так говоришь?
— Я обо всем позабочусь.
Мягкое прикосновение ее тела, запах холодного соленого ветра, ее сочные губы — все именно так, как я и представлял.
Следующий день, восемь утра.
Дольки апельсина, ломтики яблока, дыни на фарфоровой тарелке. Омлет, немного сыра.
— Я, наверное, сплю. Неужели ты действительно ешь нормальную еду? А где кола и картофельные чипсы?
— Господи боже мой, Джереми! Ну что ты ко мне привязался! Я прекрасно знаю, что невозможно прожить на одних только картофельных чипсах и коле.
Сейчас мне лучше помолчать.
— И вообще, Джереми! Мне надо тебе кое-что сказать.
— Я тебя внимательно слушаю.
— Можно мне купить тебе пару твидовых пиджаков, которые хоть будут по-человечески сидеть на тебе?
В таком месте, как Кармел, подобное невинное замечание может дать старт забегу по магазинам. Что мы и сделали.