— Вы сошли с ума, — рявкнул Гумилев.
— Ничуть. Эта девочка… как ее, кстати, зовут? Маруся? Так вот, она будет жить на базе «Туле» под чутким присмотром воспитателей и врачей. Пока вы будете вести себя хорошо и выполнять все мои указания, у вашей дочери не будет никаких проблем. Она будет получать необходимое образование, полезную пищу, будет заниматься спортом. Вы сами видите, какие красивые и сильные девушки вас окружают. Однако если вы вздумаете обмануть меня… или не выполните мой приказ… а хуже того, попытаетесь выдать тайну Четвертого Рейха вашим властям… кара будет немедленной и жестокой. Вы видели, какие страдания способен причинить ребенку даже безобидный диметилфосфаламид. Но в наших лабораториях разработаны куда более эффективные средства. Вам приходилось слышать имя доктора Йозефа Менгеле? А доктора Хирта? Тогда вы можете себе представить, в какие бездны боли и мучений я могу бросить вашу дочь.
«Держи себя в руках, — приказал себе Андрей, борясь с желанием придушить сидевшую напротив него в инвалидном кресле тварь, — от твоей выдержки зависит жизнь Маруси…»
Вслух он сказал:
— При каких условиях вы вернете мне мою дочь назад в целости и сохранности?
Мария фон Белов склонила голову набок и стала похожа на старую белую птицу, настороженно вглядывающуюся в приближающегося к ней человека.
— Вы должны будете кое-что сделать для Четвертого Рейха. Для верности мы подпишем контракт… скажем, на три года. По истечении этого срока, если вы исполните все наши задания вовремя и без нареканий, вы получите своего ребенка — живого и невредимого. Если же нет… получите все равно, но, скажем, без языка. Или, возможно, без ног — это уж как наши врачи решат.
— Тварь, — сказал Гумилев, — мерзкая старая тварь…
Мария фон Белов рассмеялась мелким, рассыпающимся, как крупа, смехом.
— Как звали вашу бабушку, господин Гумилев? — неожиданно спросила она.
Андрей не ответил — просто стоял, покачиваясь от слабости, между двумя своими охранницами и с ненавистью смотрел на рейхсфюрера.
— Не трудитесь вспоминать, я знаю, — любезно сказала фон Белов. — Ее звали Екатерина Владимировна, а девичья фамилия ее была Серебрякова, не так ли?
— Откуда… — хрипло проговорил Гумилев. — Откуда ты знаешь?
— Но-но, — старуха погрозила ему желтым пальцем. — Я почти в три раза старше вас, господин Гумилев, извольте обращаться ко мне на «вы». Мы с вашей бабушкой были в некотором роде знакомы…
Она рассеянно потерла тонкий белый шрам, пересекавший ее лицо.
— Обстоятельства нашего знакомства были таковы, что за вашей бабушкой остался некий должок. Но, насколько мне известно, Екатерина Владимировна давно умерла, а я, как видите, еще жива и собираюсь жить еще долго. И долг этот мне придется стребовать с вас.