— He-а. Я в прошлый раз показывал первым.
— Ну, Аб, я показывал первым три раза подряд до того. Может быть, мошенничаешь как раз ты.
Абрахам что-то пробурчал, подумал и открыл свою монету. Реверс: река Потомак в обрамлении лавровых листьев.
Бейкер приподнял ладонь, посмотрел на монету и улыбнулся. Его монета тоже легла реверсом вверх.
— Ты мне должен доллар пятьдесят.
— Бог ты мой, ты, выходит, решил, что я туп! — взвыл Абрахам. — Ты решил, что я идиот, так? Признавайся! Решил обвести деревенского увальня вокруг пальца?
Бейкер как будто задумался.
— Говори, говори! — рычал Абрахам. — Я тебя слушаю!
— Ну, раз уж ты спрашиваешь, — начал Бейкер, — вопрос о том, деревенский ли ты увалень, мне в голову не приходил. То, что ты дебил, давно установлено. Что до того, чтобы обвести тебя вокруг пальца… — он положил руку на плечо Абрахама, — так это, друг мой, как пить дать.
— Играем на все, — хитро прищурясь, предложил Абрахам. — Ва-банк. И первым показываешь ты.
Бейкер обдумал предложение и посмотрел на Гаррати.
— Рей, что думаешь?
— О чем думаю? — Гаррати потерял нить разговора. В его левой ноге определенно возникло новое ощущение.
— Ты бы сыграл ва-банк с этим типом?
— Почему бы и нет? По крайней мере у него не хватит ума обдурить тебя.
— Я думал, ты мне друг, Гаррати, — холодно произнес Абрахам.
— Согласен, доллар пятьдесят, ва-банк, — сказал Бейкер, и тут левую ногу Гаррати пронзила такая боль, что по сравнению с ней вся боль последних тридцати часов показалась детским лепетом.
— Нога, моя нога, моя нога! — закричал он, не в силах удержаться.
— О Боже, Гаррати, — сказал Бейкер с легким удивлением, не более того, и они прошли мимо. Гаррати казалось, что все проходят мимо него, а он застыл на месте, потому что левую ногу сдавили смертоносные мраморные тиски, а товарищи проходили мимо, оставляя его позади.
— Предупреждение! Предупреждение сорок седьмому!
Не паниковать. Паника означает неминуемый конец.
Он сел на асфальт, вытянув перед собой негнущуюся, как бревно, ногу, и принялся массировать крупные мышцы. Он пытался разогреть их. Все равно что пытаться массировать слоновую кость.
— Гаррати? — Это Макврайс. В его голосе испуг… Конечно же, это только так кажется? — Что такое? Судороги?
— Да, наверное. Иди. Все будет нормально.
Время. Для него время ускорило ход, а все остальные как будто едва ползут. Медленно шагает Макврайс, поднимает ногу, показывая подошву, опускает ее, поднимает другую; сверкают стершиеся шляпки гвоздей, видна потрескавшаяся, тонкая как шелк кожа. Медленно прошел мимо чуть ухмыляющийся Баркович. В напряженном молчании зрители отодвигались подальше от того места, где сидел Гаррати. Толпа двигалась большими волнами. Второе предупреждение, подумал Гаррати, сейчас будет второе, давай же, нога, давай, сволочь. Я не хочу получать билет, не хочу, иди же, дай мне еще пожить.