…Примерно час я угробил на то, чтобы объяснить своему штабу план операции, распределить роли в предстоящем спектакле и привести отряд в боевую готовность. И вот я уже топаю по лесу, а следом за мной шагают Маркс и его взвод, в который дополнительно влились еще пятеро солдат и трое крестьян, умевших держать луки. Так что стрелков у нас сейчас целых тридцать семь человек. Это если не считать меня, потому что (я невольно приосанился и расправил плечи) в этом мире такие стрелки, как я, за пятерых считаются!
Будем надеяться, что небесно-голубой рыцарь Хэй Хайсбон не знаком с тактикой донских казаков и белорусских партизан, а значит, моя находка окажется для него, мягко говоря, неожиданностью. Вряд ли он сумеет отличить настоящее отступление от ложного, вряд ли он сумеет заметить в лесу обходный маневр, вряд ли…
…Твою же мать! За своими мыслями я чуть не вышел из леса прямо на лагерь Хэя. А лагерь-то — вот он, как на ладони. Курятся дымки над кострами, белеют три шатра — должно быть, рыцарских. Бранятся солдаты, всхрапывают лошади, и даже истерически, заполошно кудахчет бог весть какими путями попавшая в военный лагерь курица…
Наблюдая всю эту сельскую идиллию, я размышлял: известно ли этому пидорыцарю назначение часовых?..
Посланные в разведку четверо бойцов Статли сообщили, что если Хайсбон и представляет себе, зачем нужны часовые, то лишь чисто теоретически. Счесть трех караульных, сидящих у самой кромки леса в компании бочонка с элем, за полноценный караул я не смог. Ладно, сейчас разберемся с этими убогими, а там…
— Маркс! За старшего! — Я вытащил из ножен тесак, осмотрел лезвие, снова убрал его и, уже двинувшись вперед, не оборачиваясь, велел: — Джонни! За мной.
По пути к постук я изо всех сил пытался внушить Малышу, что его основная задача — прикрывать командиру спину, а не кидаться на всех встречных-поперечных с утробным ревом гризли, страдающего несварением желудка. Но так ничего и не добился. Пока я говорил, Джонни усердно кивал головой, но как только мы подошли к часовым поближе, сразу же рванулся вперед, и не успел я ничего сделать, как двое уже валялись на земле в крови и соплях, а Малютка вовсю шарашил своей дубиной размером с хорошую оглоблю, пытаясь достать третьего — на удивление вертлявого субъекта.
Когда караульный в очередной раз увернулся от «тяжелого тупого предмета», я понял, что вот сейчас-то он и заорет. Но он не заорал: стрела из моего лука вошла ему точнехонько промеж глаз.
— Джон, мазер твою за лег и об забор цванцих раз! Я тебе что сказал?! Кто мне спину прикрывать должен?!