Они опрокидывали по новой.
— Но пить, Серёга, учиться надо! — подняв палец в небо, продолжал дядя Витя. — Мужик должен уметь пить. Потому что это в жизни пригодится. А то есть такие — не в то горло у них идёт — что это такое! Умей пить, если ты мужик!
Серёжа превращал робота в боевую машину. В очередной раз. Машина тоже не нравилась ему сегодня.
— Кать, ты музыку поставь какую-нито, ёб твою. А то сидим, бля, как на похоронах.
— Точно, точно, — кивала мамка. — Магнитофон же есть.
Выбравшись из-за стола, она шла к серванту — магнитофон стоял здесь, под стеклом. Включив его и вывинтив громкость на максимум, возвращалась назад.
— У-у-ух! — приплясывала в такт песне.
— Ну-ка, иди сюда, — притягивал её к себе дядя Витя. — Садись.
Садил к себе на колени. Опускал ладонь на титьку.
— Чё, как ты?
— Чё как я?
— Ну, того.
— Убери руку.
Дядя Витя сжимал её крепче.
— Убери, ребёнок смотрит!
— Хули он смотрит. Всё равно ничего не понимает.
— Не смотри, Серёж, не смотри! — хохоча, махала рукой мамка. И прикрывала подол — дядя Витя лез и туда.
— Да ну тихо ты, тихо! — убирала она его руки. — Не сейчас.
— А когда?
— Уложить его надо.
— Ну так укладывай, ёб твою.
— Обожди, обожди.
Освободившись всё же, мамка садилась на свой табурет.
— Щас соседка прибежит, — говорила.
— А мы ей пизды вломим! Где она, за стенкой? Эй, дура ёбаная, пизды хочешь?
— Тише! Тише!
— Что тише? Мы и так, блядь, тише некуда. Серёга! Иди-ка сходи к соседке, скажи, что если она чем-то недовольна, дядя Витя ей пизды даст. Иди, иди.
— Да не выдумывай ты! — орала мамка. — Чё он ей там скажет? И не мешает она пока.
— Я ей помешаю! Кстати, чё это у ней две комнаты, а у тебя одна?
— Такк… Она ведь не чета нам. Благородная какая-то. И родственников кучу прописала. Живёт одна. Я с ребёнком вот в одной комнате, а она в двух.
— Несправедливо! — возмущался дядя Витя.
— Несправедливо, конечно! Только докажи, попробуй.
— Ты, Серёга, как-нибудь придуши соседку, — ржал дядя Витя. — Петельку на неё накинь, и всё. Или масло пролей в коридоре. Она ёбнется и сдохнет. У вас трёхкомнатная тогда будет.
Серёжа клал голову на подушку. Закрывал глаза.
— Спать хочешь? — спрашивала мамка. — Ну давай, раздену тебя. Уложу. К стене, к стене поворачивайся.
— Ты, Серёга, лучше бы бабу завёл. А то с роботом — это, блядь, гомосексуализм какой-то, — трясся от смеха дядя Витя.
— Что ты городишь!? — возмущалась мамка. Но тоже смеялась.
Чуть позже они сношались. На диване — он стоял у противоположной стены. Дядя Витя пыхтел и матерился, а мамка стонала и тоже материлась.
«Однажды, — думал Серёжа, — я возьму топор и зарублю вас всех. Буду кидать куски мяса с балкона, а собаки будут вгрызаться в них и рвать зубами. Потому что я ненавижу вас, твари!»