Не сразу, но день ото дня появляясь все реже, «подвальный» призрак исчез. Валя решила, что помогли молитвы. Может быть, кто знает?! Но с тех пор дочери стали сниться красивые сны о девочке, живущей в степи.
— Скоро отец придет, идем стол накрывать, ужинать будем.
Валя ушла на кухню, откуда вкусно пахло жареным мясом, только что нарезанными огурцами, чесноком и укропом.
Сима сняла джинсы, не спеша стянула майку; накинув халатик, подошла к зеркалу. В отражении за своей спиной ей показался белый призрак. Он колыхался у письменно стола, словно посматривая в раскрытую книгу. Силуэт призрака дрожал от ветерка, легкими порывами влетающего в распахнутое настежь окно.
Сима обернулась. Но… ничего не увидела. Комнату наполняли вечерние сумерки, в такое время даже воздух становится особенным — волнующим, пробуждающим фантазии.
— Опять привиделось…
Застегнув халатик, Сима подошла к письменному столу. Закрыла монографию Колесниченко и только хотела положить книгу в стопку, как ее внимание привлекла брошюра, лежащая сверху. Название гласило: «Археологические памятники Казахстана». Сима взяла брошюру, повертела в руках, открыла на первой же попавшейся странице и увидела черно-белую фотографию кургана, часть которого была раскопана. Рядом с этой фотографией было еще несколько. Сима включила настольную лампу, присела на стул. На фото оказались находки, обнаруженные археологами в древнем захоронении и среди них золотые доспехи воина.
— Интересно… что это за курган? — Сима наклонилась над брошюрой, читая надписи мелким шрифтом под фотографиями: — Древнее захоронение кочевников, первое тысячелетие до нашей эры. «Золотой человек». Реконструкция одежды погребенного вождя. — Сима еще раз внимательно рассмотрела фотографии. Иллюстрация была плохого качества, детали не разглядеть, но эта находка заинтересовала девушку. — Надо почитать…
В коридоре хлопнула дверь, раздалось знакомое покашливание: отец пришел с работы. Мать позвала дочь.
— Иду, мама!
Сима закрыла брошюру; выключив лампу, окинула взглядом комнату, утонувшую во мраке, и, не заметив больше никаких призраков, вышла.
Глава 2. Тревожное эхо степи
Ночь в степи черная, густая. Пламя костров выхватывает лишь несколько юрт[3], большой дастархан[4] между ними, силуэты коней, пасущихся вольно. По всему кочевью тянется аромат жареного мяса. Кумыс[5] течет рекой. Захмелевший акын[6] поет шутливые песни, его голос переливается со звуком бубна и время от времени заглушается похожим на ржание отрывистым, громким смехом мужчин и звонким — женщин.
Женщины племени Бурангула уже давно увели невесту в юрту жениха, расплели косы, сняв громоздкий головной убор, украшенный, кроме нитей жемчуга и коралла, звонкими колокольчиками, позвякивающими при каждом шаге. Из одежды на Тансылу осталась только рубаха из тонкой ткани, которую делают в далекой стране за горами. С песнями усадив Тансылу на кошму в центре юрты, разложив рядом мягкие подушки, пошитые из тонкой, гладкой кожи и набитые нежной шерстью овец, женщины покинули юрту. И сидит теперь Тансылу одна в этой празднично украшенной юрте, никому не нужная, всеми забытая, и ждет мужа. Через открытое отверстие наверху внутрь вползает ночь. Даже звезд, которыми богато небо степи, сегодня не видно. Нет, вот показалась одна — маленькая, но такая яркая… Тансылу нахмурилась. Если бы не свадьба, она сидела бы сейчас под звездным небом рядом с Аязгулом и слушала его рассказы. От этих мыслей что-то шелохнулось в маленьком сердечке, какое-то жалостливое чувство, от которого слезы навернулись на глаза.