И вот теперь, когда отряду предстояло что-то очень важное и решающее, — теперь надо было уходить и бросать свою роту и своих парней, передавать их кому-то другому, и этот другой… Кто знает, как развернутся теперь события и сможет ли Женька Батрак противопоставить им достаточно выдержки, хладнокровия и просто военного умения?
Глушко посмотрел на меня мрачновато и недовольно.
— Що ты мовчишь? Мабуть, думаешь, що ось як без тэбэ отряд будэ? А ты не бийся. Як бы там не було — обойдемось…
Он замолчал, пожевал губами и бросил на Быковского такой взгляд, будто хотел сказать: «Ось бачишь? Що я тоби казав?»
Комиссар сидел, обхватив свои колени, и тоже молчал.
Я решил облегчить им задачу и, вытянувшись, насколько можно было вытянуться в этом шалаше, обратился (в пространство:
— Разрешите быть свободным?
— Свободным, свободным, — отозвался Глушко. — Гусак був свободный, так його кухар в борщу зварыв… Ты що соби думаешь? Я довго с тобой панькатысь буду? То — боевой приказ, и нихто тебэ умовлять не будэ.
Я понял, что спорить бесполезно.
Быковский долго и подробно объяснял мне, как и какими дорогами идти. Потом он вручил мне документы — 'паспорт со справкой на имя Харченко и «пакет» — обыкновенную немецкую сигарету.
Комиссар поднял сигарету на уровень глаз и помахал ею в воздухе.
— Спрячь получше… А если почему-либо придется ее уничтожить, то на словах передашь Махонину: в ночь на шестнадцатое, понял? И пусть он обеспечит Балицкого — он знает, что это значит.
Быковский протянул мне руку.
— Вот что, Андрей, милый ты человек… Пой не от хорошей жизни тебя (посылаем. Но и надеемся на тебя крепко. Знаем — не подведешь. — Он вдруг улыбнулся и похлопал меня по плечу. — Так-то вот… Вечером пойдешь, когда стемнеет.
На сдачу роты мне понадобилось пятнадцать минут. Люди, материальная часть — все было на месте. Потом я решил отдохнуть; забрался в кусты, скинул рубаху, положил под голову гимнастерку, но заснуть мне не удалось: я был слишком зол. А еще через полчаса пришла Таня. Она опустилась на траву рядом со мной и спросила:
— Ты сегодня уходишь?
— Не знаю. Может быть, сегодня.
Таня сорвала травинку и принялась накручивать на палец тонкий, пожелтевший уже стебель.
— Я случайно услышала… Быковский приказал Близнюку проводить тебя до заставы.
Я пожал плечами. Зачем это понадобилось? В плавнях я мог ходить с завязанными глазами.
— Ты не хотел говорить мне? — спросила Таня.
— Я сам только что узнал… И вообще, черт их знает, что они там задумали! Некого им послать, что ли? А вот как Женька будет командовать ротой — этого я не знаю. Да и сам Глушко… Не многого он стоит.