Сам знаешь, думается — когда Александра-Освободителя убили…, — обронил хозяин столешницы.
…Бессмысленно было бы повествовать обо всех или даже лишь о самых впечатляющих «вставках» и «врезках», которыми потомки создателя этой огромной столовой доски увековечивали главные события нашей истории. Несся по рельсам среди таёжных гор паровоз с длинной трубой, символизировавший прокладку Транссибирской магистрали; в бурные морские волны уходил нос корабля с надписью «Варягъ», три языка пламени закрывали собой белоколонный портик дворца…
— Это ж ты, Николай, тута руку приложил, помнишь? — окликнул мастер своего старого друга. И, обернувшись ко мне, сказал: — Когда первая замятия, Пятого года, затихла, я всё думавши был — как её пометить? Вот тут и дал мне совет дедушка твой: мол, барские именья мужики жгли, то и надо изобразить. Я ему и говорю: сам надумал, сам и делай! Вот он и сладил эту памятку про первую леворуцию… Гляжь, и у него киноварь тож не выцвела, горит! А во — в четырнадцатом годе вставка исделана, — Лексаныч, я чтой-то памятью слабну, она ж тоже твоя?
— Моя! — глуховатым, внезапно севшим голосом произнёс дед, поднялся с кресла и, подойдя к стене, закрытой наборным деревянным овалом, прикоснулся рукой к серебристому трёхгранному штыку, насквозь просадившему рогатую кайзеровскую каску. — Это мне родич с Сибири брус пихтовый привёз, вот тот брус тута и сгодился. Славный матерьял… — И, помолчав, вздохнул: — Да… Первая война, анпериалистическая… А скоко ж их было посля!
…И всё главное, что произошло в России «посля», в последующие полвека, нашло своё отражение в инкрустациях столешницы. Каждому из сотрясений и великих событий мастер и его сыновья находили свой символ, свой образ, врезанный в «конду»… Но главное, что тут следует сказать: все эти изображения были расположены в удивительно симметричном порядке по отношению друг к другу и к площади овала. Можно без преувеличения назвать главное качество многолетней работы нескольких мастеров одним словом: гармония. При всём множестве «вставок» и «врезок» ни одна из них не мешала другой и с ней не соперничала. Столешница была совершенством.
Лишь в одной инкрустации симметрия изображения была нарушена. Ближе к верхнему закруглённому правому углу доски полыхало красное знамя. Но лишь приглядевшись, можно было разобрать, что древко знамени упиралось в крышу Рейхстага. Изображение главного символа поверженной фашистской столицы было непропорционально маленьким по отношению к нашему полотнищу. Даже с неприязнью и уничижением относясь к вражескому имперскому зданию, настоящий мастер не стал бы изображать его в таком малом масштабе. Причина крылась в чём-то ином… Заметив мой вопросительный взгляд, хозяин столешницы усмехнулся и пояснил: