Но для меня слово «дочка», звучавшее в маминых устах и обращенное к Гале, было подтверждением того, что моя родная сестра, естественно, приходится ей дочерью. К тому же, когда Галя уходила, бабушка обычно нагружала её каким-нибудь «гостинцем» — то корзиночкой с яблоками, то домашней выпечкой, и, если сестра стеснялась, отказывалась, то слышала: «Внучка ты мне аль нет?!»
Но постепенно стало до меня доходить, что моя родная старшая сестрёнка маму не зовёт мамой, хотя отца величает так же, как и я. Маму она звала тётей Аней, а то и по имени-отчеству. Галя была старше меня на десять с лишком лет и уже становилась взрослой девушкой, училась в медицинском училище. И, наконец, дошло до меня, что мамой она зовёт тётю Катю Хлебникову, высокую, статную, очень добродушную женщину, которая жила на другом конце Кресток в доме с очень красивыми наличниками, — ими-то он мне и запомнился, такое резное узорочье редко обрамляло окна в нашем селе тех лет. А вообще тётя Катя Хлебникова была совершенно деревенской женщиной, ну, типичной колхозной крестьянкой послевоенной поры, и трудилась она скотницей… И мне поначалу показалось очень странным, что моя родная сестра Галя зовёт её мамой: я пребывал в убеждении, что мама у нас одна — моя, наша! Но потом я привык к этому, да так быстро и безболезненно, что долгое время и не спрашивал никого из старших о причине столь странного преломления родственных связей. И однажды, когда Галя в очередной раз привела меня с собой в их дом с замысловато-узорчатыми наличниками (кажется, в тот раз мне и бросилось в глаза их сходство с богатым обрамлением окон дедова дома), я в разговоре с тётей Катей случайно и невольно, вслед сестре, тоже назвал её мамой. Боже, что за этим последовало!
Последовал поистине гомерический взрыв хохота, причём хохотали над моей оплошкой трое: сама тётя Катя Хлебникова, её дочь и моя старшая сестра Галя, а ещё — Женька, младший брат Гали, мальчишка, которого я тоже всерьёз числил в составе своих «братанов» и «брательников». Однако он, бывший постарше меня лет на шесть-семь, у нас в доме и в саду не бывал… И, если сестрёнка, подобно мне, отличалась невероятным внешним сходством с отцом, то Женька лицом очень походил на тётю Катю — круглощёкий, пухлогубый, чуть курносый. Он тоже немного опекал меня в ребячьих играх, но — братишкой меня никогда не звал… Вот они все втроём и хохотаіи надо мной взахлёб! Наверное, по мне было видно, что я обескуражен, растерян, ещё немного — и разревусь; тётя Катя оборвала смех, посуровела лицом и сказала: