Осталось совсем немного, когда, чтобы не упасть, ей пришлось быстренько осесть на колени… ну и подумаешь… мы и на коленках… ты давай не спи, волчок… я уже рядом…
Оборотень не заскулил – засвистел – вытягивая шею навстречу ее протянутой руке. Коснулся. Ноздри черного носа жадно раздувались, трепетали… трепет пошел по морде, нарастающей волной судороги по шее, по туловищу…
Мила, отшатнувшись, осела на пятки. Черное тело зверя начало сотрясаться дрожью; его выкручивало, выламывало, изгибало под немыслимыми углами – точь-в-точь прокручивало в невидимой гигантской мясорубке. Под черной шкурой мелькали белые пятна гладкой человеческой кожи, они сливались и сливались в единое пятно… тело… человеческое тело.
Мужчину, лежавшего на боку, било крупной дрожью, чуть ли не подкидывало, но рваные глубокие раны, ужасавшие Милу, когда тот был оборотнем, казались сейчас сглаженными, старыми. Зажившими.
Мила осторожно накрыла ладонью протянутую к ней руку – рука была влажной. Холодной. Пальцы сомкнулись с ее пальцами в прочный замок. Словно уцепившись, закрепившись за нее, как за якорь, Глеб постепенно успокаивался, утихал, проваливаясь то ли в сон, то ли в обморок. Мила, осторожно высвободив пальцы, гладила его по руке и все смотрела с ожиданием на второе тело, бесформенной грудой лежавшее поодаль.
Второй зверь так и не превратился.
– Собака?!
– Собака, – подтвердил Рева. – Мутировала от скопившейся в подвалах стройки магии. Поэтому строительство там и не продолжают – ждут, пока пройдет период распада. Дезактиваторы не доглядели, наша вина, конечно…
Расскажите это погибшей женщине. И тем, чьи останки все еще не установлены.
– И что, просто-собака может обладать какими-то магическими способностями?
– Какими-то? Кроме размера, зубов и когтей? – Рева закряхтел, потирая затылок рукой. – Если б какими-то… Главная его способность – абсолютная мимикрия. Вполне возможно, он на стройке постоянно находился, за нами наблюдал. Мы ведь так и не видели, кто там из Панфилова душу вытрясает! Собака стала видимой только когда умерла.
– А почему же тогда я…
– Ну, вы… – Рева отвел взгляд. – Вы – жертва. Чего вас опасаться? Он от вас и не прятался.
– То есть, это все-таки не оборотень? – все же уточнила Мила. – Бедная собачка!
Рева покосился на нее с опаской.
– Да. Собачка. И мы вашего… приятеля уже успокоили на этот счет.
Ее пустили к Глебу сразу, как Луна пошла на спад.
Глеб метался по палате, как… зверь – по клетке. Банальное сравнение, но ему как нельзя кстати подходит. Остановился, уставившись на Милу исподлобья настороженным взглядом.