– Кофе на плите. Мясо, сыр, хлеб – вон нарезаны. Ешьте.
– Спасибо…
Он снова закашлялся – не нарочно, но женщина с иронией подняла брови.
– Мы не курим?
– Как можно дышать этой… гадостью! Вы же врач! Хоть и бывший.
Она пожала плечами.
– Ну, у каждого свой способ самоубийства… – все же затушила сигарету.
Села напротив, без стеснения разглядывая его в упор. Подвела итог:
– Сегодня выглядите лучше!
Про нее Глеб так бы не сказал. Вчера она показалась ему моложе: утренний свет подчеркнул морщинки на бледной коже и мешки под глазами, свободными от косметики. Женщина безошибочно истолковала его взгляд. Пожаловалась:
– Я обычно к полудню только просыпаюсь, встала исключительно из-за вас!
– Извините, – буркнул Глеб в чашку с кофе. – Уснул как-то. Не заметил.
Хорошо, что она не спросила, почему он не ушел домой. Глеб не смог бы объяснить. Маленький мальчик в здоровом двадцатишестилетнем парне очень боится темноты… прежде всего в самом себе.
Женщина, позевывая, лениво намазывала хлеб маслом, резала на маленькие кубики и кидала в рот.
– А вы кем теперь работаете, раз из медицины ушли? – спросил он, когда молчание сгустилось над столом, точно хмурое сонное облако.
– Не работаю я, – сообщила хозяйка. – Книжки пишу. Кто же это за работу считает?
– А, – сказал он вежливо. – Любовные романы?
– Угу, порнуху. Как звездолет трахается со сверхновой.
– Фантастику, что ли? А как ваша фамилия?
– Эл Тимошина. Читали что-нибудь?
– Вроде нет, – неуверенно сказал Глеб. Книжек он давно в руки не брал. – А Эл – это?..
– Людмила. Мила. Люся, – отчеканила хозяйка. – Кто уж как извратится.
– А я Глеб. А про… магов вы тоже пишете?
– Производственные романы, что ли? Где же ты тут фантастику видишь? Не-а. Неинтересно. А ты имеешь что рассказать?
Рассказать? Как он обратился за помощью к волшебникам, и те радостно и жадно вцепились в занятную новую игрушку, магический феномен, с какого-то перепугу свалившийся прямо к ним в руки? Помнится, он тогда еще собирался жениться на Кристине. А ведь жена – не то что девушка, с которой встречаешься, – ее не устроит ежемесячное недельное отсутствие благоверного под семейной кровлей без каких-либо веских оснований. В принципе, он мог бы ей врать, и достаточно убедительно (напрактиковался за половину жизни) – но долго продержался бы?
А ведь если подумать, ему в ИМФ ничего не обещали. Обследуем. Сумеем понять – конечно, поможем! Ты не против, если к тебе будут применять умеренные меры воздействия? И сами же наворотили таких дел (наверное, меры воздействия кому-то из подопытных показались не слишком умеренными), что он сумел выбраться из запертой лаборатории и потом…