— Большинство супругов не больно хорошо друг в Друге разбираются до женитьбы. Но когда-то надо рискнуть. С тем ли, с другим ли. Однако лучше все же хорошо выбрать.
— Да разве я его выбирала? Я еще в коротеньких юбках бегала, а он был юнгой, когда, вернувшись из плавания, Дугэ начал повсюду меня отыскивать. Мы и тогда непрерывно ссорились. Но стоило нам расстаться и каждому уйти в свою сторону, как мы тут же начинали придумывать тысячу предлогов, чтобы опять встретиться. Ну люди и начали судачить, что впоследствии нас надо непременно поженить. Все это продолжается уже больше десяти лет. Вы только что сказали об упрямстве. Возможно, из противоречия молве мы и решили, что не поженимся, невзирая ни на что. В результате мы сами погрязли во лжи. Самое ужасное тут то, что ни один из нас не в состоянии ни жить друг с другом, ни жить порознь.
— Поговорим о вас. Безусловно, существует и еще причина, которая вас останавливает.
— Да. Лучше уж сказать сразу, потому что все равно вы заставите меня признаться, если только уже и сейчас не знаете. Это — страх. Если вы когда-нибудь изучите эту местность, вы поймете, что женщина должна иметь сильно просоленное сердце, чтобы всю жизнь поджидать возвращения мужчин с моря, следить за состоянием океана, за изменчивыми небесами, встречая взгляды вдов и сирот всякий раз, как выйдет из дому. Редкий год мы не теряем то одно, то несколько судов, и маленьких и больших, возле наших берегов или в проливе возле Ирландии. Ужас в том, что к этому привыкают, занимаясь бессознательно самоуничтожением, впадают в некое тупое безразличие, которое называют покорностью судьбе, чтобы не слишком упрекать себя. Я недостаточно сильна, чтобы взвалить на себя такое бремя.
— Что я могу ответить вам, Лина? Мы договорились с Корантеном Ропаром, что каждый останется при своем деле до тех пор, пока один из нас не решит присоединиться к другому и целиком отдаться на его волю. Я надеюсь, что так поступит он. Не потому, что я самая сильная из нас двух, а потому, что он лучше меня.
Разговаривая, она поставила кофейную кружку, не вынимая из нее ложки, на поднос. Сложила белую салфеточку по прежним складкам. Хлеб был хрустящим, но она не оставила на столе крошек, она сумела деликатно и незаметно — даже если бы очень внимательные глаза за ней следили — их съесть. Она встала, уже держа в руках свою клеенчатую сумку, растопырила руки, чтобы провести ими сверху донизу от подола платья до верха фартука, как делают женщины, у которых в доме имеется всего лишь маленькое зеркальце, такое, что только лицо в нем увидишь. Дотронулась рукой до чепчика, спереди, сзади, с боков, проверяя, все ли в порядке. И снова удивительная улыбка заиграла на ее лице.