— В двенадцать ноль-ноль.
— До двенадцати молчать, — приказал «хозяин».
— Вскипятить котелок воды здесь можно? — спросил Курочкин.
— Нет.
— А вздремнуть? Меня что-то совсем укачало.
— Одним глазом.
Совсем рассвело. Нервное напряжение нарастало. Все испуганно переглядывались: где Копица, что с Копицей?
— Ночью поищем, — сказал Курочкин, — Может, неудачно приземлился, а может, заблудился. Подождем.
— Каким по счету он прыгал? — спросил «хозяин».
— Третьим.
— Значит, это километров пять-шесть отсюда, там лес.
— А до Семилуков далеко? — спросил Курочкин.
— Боюсь, как бы теперь не оказалось слишком далеко. — «Хозяин» явно нервничал.
Бордюков поел, завязал мешок и пошел к выходу.
— Куда? — остановил «хозяин».
— Да надоть. По нужде.
— Далеко не ходить. Сразу за дверью.
Солнце припекало, в избушке становилось душно. Время подходило к двенадцати. «Хозяин» что-то написал на бумажке и подал радисту.
— Закодируйте: «Гости не все съехались, новоселье справляем на новой квартире».
— Мы что, отсюда уходим? — спросил Курочкин.
— На всякий случаи, пока не выясним, что с Копицей. В избушке — никаких следов. Следовать строго за мной. Не кашлять, не курить, на сухие сучья не наступать. Оружие — в полной боевой готовности.
Вышли в полночь. Первым шел «хозяин», замыкал Курочкин, посыпая след табаком. Автоматы у всех наготове, советские автоматы, всё советское: и форма, и знаки отличия, погоны, даже медали. Один «хозяин» был в штатском поношенном пиджаке и кепке, но тоже с автоматом на шее. Дубрава кончилась, начался сосняк, изредка попадались березы. Прошли километра два, внезапно вблизи застрочил автомат, с деревьев посыпались щепки.
— Руки вверх! Вы окружены.
Залегли. Огонь открыли мгновенно.
Козорог нервничал: Ирина дважды не явилась на свидание, а увидеть ее было крайне необходимо. Теперь он был почти убежден, что немцы летнюю кампанию начнут на центральном фронте, во всяком случае, и на центральном, именно туда по дороге Минск — Смоленск гонят эшелон за эшелоном и туда, в тыл советским армиям, расположенным в районе Орла — Воронежа — Курска, спешно забрасывают шпионско-диверсионные группы. Из подготовленного зимой личного состава в лагере уже почти никого не осталось. Но что с Ириной, почему «выбилась из графика»? Правда, он тоже «выбился» — ездил с Фишером по власовским подразделениям, вербовал новое пополнение, между прочим, тогда он и утвердился в мысли, куда немцы гонят составы. Как-то они задержались у шлагбаума при переезде через железную дорогу, там застрял тяжелый воинский эшелон, и Фишер встретил знакомого офицера, из разговора между ними Роман (он неплохо владел немецким языком) понял, что танковая часть следует из Франции в район Орла. Об этом немедленно должны знать наши — но что же с Ириной?.. Не хотелось Роману прибегать к помощи «мобилизованного и призванного» дуба, все же это рискованно, но что делать? Выбрал удобный момент, заложил под кору два дубовых листа предложенного Ириной «содержания», будь что будет. Для контроля между листьями вложил сосновую иголку: если листья останутся лежать под корой, но их все же тронут чужие руки, игла непременно выпадет, и тогда будет ясно, что дуб «на крючке». Через три дня проверил — листья лежали нетронутыми. Стало страшно: похоже, что с Ириной что-то случилось. В гестапо могут заставить говорить даже немого. Может, сматывать удочки, пока не поздно?.. Но куда? И какое он имеет право. Да и надо сперва выяснить, что с Ириной, возможно и такое — заболела. Всегда самое страшное — неизвестность.