Эльга вздрогнула и закрыла лицо руками, не в силах ничего ответить на справедливое обвинение. Я с любопытством следил за ее реакцией. Каждый раз, когда она, забывшись, упоминает о том, чего я лишился по ее вине, я старательно напоминаю ей об этом. Не из злобы — с этим чувством у меня тоже напряженно (орки хоть и не пожадничали — всего лишь вспоротый живот, так что кое-какие остатки мне сохранить удалось), — однако ее не так уж и много, чтобы простая оговорка могла разбудить ее. Так что… всего лишь любопытство. Уж больно интересно она на подобное реагирует, никогда не удается в точности предсказать ее действия.
Вот и сейчас. Вздрогнув, она с болью посмотрела на меня. А потом с решимостью отчаяния шагнула вперед:
— Ты хочешь отомстить? Да, я виновна, да! Моя жадность, мое стремление к совершенству! Когда я начала создавать свой мир, то мне захотелось идеала! Сейчас я понимаю, как была глупа… Мне хотелось, чтобы этот мир был прекрасен и совершенен, чтобы он был абсолютом счастья, и я сделала его таким! Он совершенен! Да, тогда я поступила подло по меркам людей, обманув влюбленного в меня мальчишку, чтобы получить необходимые для этого ресурсы. Я отдала этому миру все, что могла, а то, чего не могла, взяла у тебя. Да, я брала не глядя и не думая о последствиях… Тогда я думала, что когда закончу создание, то смогу возродить все что угодно! Чувствовала себя всемогущей и всевластной, была опьянена возможностями… Это моя вина. Так отомсти! Отомсти мне! Убей меня, ты это можешь! Убей и успокойся. Позволь существовать этому миру, позволь ему жить! Ты не веришь мне, что я люблю тебя, но это так! Если не моя жизнь, так, может быть, хоть моя смерть заставит тебя поверить и пробудит твою душу?
— Убить?
Я вновь призвал пустоту. Единственное оружие, которое может убить демиурга. Точнее, конечно, не оружие. Будь это оружием, хоть каким сложным и могущественным, я давным-давно был бы мертв. Ну или нейтрализован каким-нибудь иным способом. У Эльги вполне хватает могущественных родственников, которые, несомненно, не пожалели бы сил, чтобы избавить любимую дочку-внучку-племянницу от опасных для нее последствий «небольшой ошибки». Точнее, даже не ошибки, а неуместного рвения.
Однако пустота вовсе не была оружием. Она просто была. Возникнув в моей душе на месте вырванных с корнем и использованных для строительства этого мира чувств, она самим своим существованием заставляла относиться к требованиям «ничтожного человека» с максимальным уважением и осторожностью.
Собственно, явление, которое я называю пустотой, было известно демиургам и раньше и имело длинное, непроизносимое для человеческого горла название. Впрочем, какая разница, как называть. Пустота она и есть пустота. Она возникает каждый раз, когда демиург, увлекшись и позабыв об осторожности, возьмет у человека больше «строительного материала», чем остается самому донору.