— Дубовая башка! Аспид! — затопал ногами князь на своего стольника. — Ты, ты подсунул мне этого Сорокоумова! Что мне ныне писать государю? Господи!.. Выпорю всех! В тюрьму тебя вместе с твоим Сорокоумовым кину!
Максимов, знавший содержание отписки якутского воеводы и не придавший ей особого значения, совсем помертвел с лица, увидев, в какую ярость повергла Гагарина эта отписка. Должно быть, губернатор, смекнул он, получил от государя далеко не такое приятное письмо, как хотел показать.
— Батюшка-князь, — пролепетал он трясущимися губами, пятясь к двери, — бес меня попутал с этим Сорокоумовым. Вовек себе того не прощу!
Видя, что Максимов безропотно берет на себя одного всю вину, князь немного остыл.
— Будет, будет трястись, дурак, — заговорил он спокойнее. — Сядь-ка да пораскинь мозгой. Нет ли у тебя на примете человека вместо Сорокоумова? Найдешь такого человека — вину твою прощу.
— Как же, как же, батюшка, — обрадованно затараторил стольник. — Вчерась на пиру своими ушами слышал, как якутский казачий пятидесятник Кузьма Соколов похвалялся спьяну, что морем на Камчатку пройти может.
— Пустое! — отмахнулся Гагарин. — Мало ли кто чего во хмелю нагородит. Вчерась говорил — нынче откажется.
— Может, и пустое, — согласился Максимов. — Да вот беда, никого другого на примете у меня нету. Не худо бы спытать Соколова: может, и взаправду возьмется.
— Ну, гляди, стольник! Откажется казак — взыщу с тебя! — снова посуровел губернатор. — Зови его ко мне немедля. Да крикни там, чтоб мне подали рассолу…
Чуть живой от страха стольник выскочил из ворот губернаторского дома и, подхватив полы кафтана, кинулся сломя голову на розыски Соколова.
В получасье Кузьма Соколов был сыскан и доставлен к губернатору. При этом, опасаясь, что казак, узнав, зачем его зовут, не только откажется от вчерашних слов, но и не захочет пойти к Гагарину, стольник не решился сказать Соколову, зачем его зовут.
— Помнишь ли, чем во хмелю вчера похвалялся? — грозно сведя брови, подступил губернатор к казаку, едва тот встал на пороге.
Соколов, человек крупный и жилистый, с широким лбом и русой гривой, трусом себя не считал, но тут, однако, струхнул порядочно. И что он такое мог наплести вчера? Смутно помнил, что разговор шел о Камчатке, где казаки во главе с Анцыферовым и Козыревским, взбунтовавшись от притеснений, порешили приказчиков и атамана Владимира Атласова и правили государеву службу в Большерецке по своему усмотрению — вольным казачьим кругом. Неужели что-нибудь крамольное ляпнул сдуру? Сечет государь Петр за крамолу головы нещадно, ни чины, ни божья заступа тут не помогут. Самая поспешность, с какой его притащили к губернатору, заставляла предполагать худшее.