Неловко оттолкнув его кулаком, Бакаулин размахнулся и обрушил тяжелый шестопер на Микешкино переносье, на белые от смертной муки глаза его, которые Петру было страшно видеть.
Семейка отпрянул в кусты, зажмурился и прокусил мякоть ладони, чтобы не закричать от ужаса.
Тело Микешки промышленные оттащили к реке и кинули в воду. Теперь у костра воцарилось молчание. Кое-кто из промышленных суеверно крестился, невнятно бормоча под нос молитву.
— Эк нелепо все вышло, — сдавленно проговорил кто-то. — Грех на душу взяли… Недоброе предзнаменование. Как бы с Соколовым у нас теперь не сорвалось… Может, в острог вернуться?
— Не каркай! — озлобленно отозвался Бакаулин. — Нас семеро против трех. Толмачонок ихний не в счет.
— У тебя-то другого пути нет, — отозвался тот же сдавленный голос.
— А нам всем в острог возвращаться нельзя, пока Кузьма жив, — жестко сказал Щипицын, ероша острую бородку. — Ну, вернемся мы, а что толку? Вдруг Кузьме и впрямь удастся унять ламутов мирными речами? Какая торговля при нем? Кончим его — потребуем обратно все товары наши, незаконно отписанные на государя.
Больше никто возражать не осмелился.
Семейке пришло время уходить. Он выведал все замыслы промышленных. Надо было скорее добраться до своих.
Он знал теперь, где находится. Вчера они с Соколовым проезжали здесь за полдень. До Орлиного ручья отсюда было верст пять. Семейку подмывало увести у промышленных коня, но он побоялся насторожить их. Ничего, дойдет и пешком.
…Теряя тропу и каким-то чутьем все время отыскивая ее, Семейка упрямо шел вперед. Скоро тайга окружила его непроглядным мраком. Под ноги ему лезли корни деревьев, по лицу больно хлестали ветки. Снова он слышал противное мяуканье, тявканье и верещанье лесной нечисти. Но теперь он боялся уже меньше. Душившая его ненависть к промышленным глушила в нем все другие чувства. Компания, оставшаяся у костра, была страшнее всех таежных зверей.
К своим Семейка добрался за полночь. Узнав о замысле промышленных, Соколов сухо усмехнулся:
— Вот они, торговые люди! И еще утверждают, что действуют по воле государя. Кто же тогда воры и разбойники? Ну подождите, тати крещеные!
Накормив Семейку ухой, отправил его спать.
— Иди подремли часик. На тебе совсем лица нет. Мы тут решим, как быть дальше.
Забравшись в палатку, Семейка упал на ворох сухой травы и мгновенно уснул. Ему показалось, что он только успел опустить голову на траву, как его тут же разбудили.
— Стреляешь хорошо? — спросил Соколов.
— Кто ж в тайге плохо стреляет? — обиделся Семейка.
— Смотри, брат, — испытующе глянул на него Соколов. — Сегодня от верности глаза жизнь твоя и наша зависит. Если обещаешь не промахнуться, вот тебе твой самопал.