— Ну, Иван, — поднял чарку Анцыферов, — за радость твою!
— За чудо спасения! — добавил Мартиан.
— Значит, и за Семейку, — обнял подростка Козыревский. — За его счастливую ящерицу.
Глава одиннадцатая
СТЕПАНИДА
Холодный тусклый луч солнца, пройдя сквозь заиндевелый пузырь, затягивающий крошечное оконце в бревенчатой избе, скользнул по трещинам широкой осадистой печки, сложенной из кирпича-сырца, пробежал по лицу спящего на топчане Атласова и, осветив затянутый паутиной и копотью угол аманатской избы, погас так же неожиданно, как и возник. Утреннее небо над Верхнекамчатском было обложено зимними тучами.
Атласов проснулся и, сбросив тяжелую шубу из собачины, которая служила ему вместо одеяла, босиком пробежал по ледяному полу к печке. Дрова в нее он сложил еще с вечера, и они к утру хорошо высохли. Взяв с шестка несколько лучин, он быстро растопил печь и только тогда обулся в меховые сапоги.
Надев шубу и ушанку, он взял пустое деревянное ведро и застучал в дверь:
— Эй! Отпирай, душегуб!
На карауле в это утро стоял Григорий Шибанов. Выпустив арестанта, он пригрозил, сведя широкие смоляные брови:
— Я из тебя и впрямь когда-нибудь выну душу, вор.
Борода и усы Шибанова были в морозном инее и ледяшках, глаза смотрели тяжело и недобро, и Атласов смолчал. В первое время после ареста он и в самом деле боялся, что казаки потребуют его смерти. Однако выданное Семеном Ломаевым жалованье за два года умерило страсти, и казаки словно забыли про Атласова. На четвертом месяце своего заключения он уже позволял себе переругиваться с караульными.
Сопровождаемый Шибановым, Атласов по глубокой, протоптанной в снегу тропке вышел за стены крепости и спустился к реке. Над прорубью стояло морозное облако. Зачерпнув воды, Атласов, не глядя на Шибанова, словно его тут и не было, пошел обратно, с досадой думая о том, что, если караульного не снимут до полудня, Степаниду к нему сегодня не пропустят; Шибанов был не из тех, кого можно сломить долгими уговорами.
Аманатская изба с пристроенной к ней каморкой для караульного была рублена на две половины. В одной содержалось человек десять камчадальских князцов-заложников, в другую, меньшую, поместили Атласова.
Сунув в печь чугунок с рыбным варевом, он опустился на лавку возле расшатанного, в две доски, стола и стал ждать Степаниду. Вскоре и в самом деле послышался ее голос за дверью. Однако, как он и опасался, Шибанов не пропустил ее в арестантскую, и уха из свежемороженых гольцов показалась Атласову безвкусной. Когда в караульных был кто-нибудь посговорчивее Шибанова, они со Степанидой завтракали вдвоем. Но случалось это не часто.