— Эх, парень, плакали твои денежки. Уехал твой компаньон. Как пить дать.
— Что значит — уехал? — кипятился Данилка. — Э, нет. Да я, знаешь, я его из-под земли достану. Нет, брат, от меня не уйдешь.
Убедившись, что здесь нет того, кто им нужен, пошли через площадь во вторую чайную, светившуюся окнами издалека. Здесь Данилка сидел сегодня днем с солдатами. Отсюда он и хотел бежать.
В этой чайной Данилка бывал не раз и в прошлые приезды в город. Он знал, что из большой комнаты, где сидят посетители за столиками и пьют чай, можно пройти через черный вход во двор, а оттуда, перемахнув через невысокий забор, выбраться в темный кривой переулок. А там… Радостное чувство свободы на секунду захлестнуло его.
Войдя в чайную, Чирков, выражая всем своим видом растерянность и беспокойство, осмотрел сидящих за столиками. Затем, обернувшись к Сидоренко, смятенно пробормотал: «Он, наверное, там, у хозяина» — и, не дождавшись ответа, ринулся через комнату, чуть не сбив полового с подносом. Через минуту он уже был во дворе, легко перемахнул через забор. Темный и узкий переулок пахнул на него яблоневым сладким запахом. Вокруг были сады.
Пробежав с версту, Данилка свернул на улицу, такую же безлюдную и темную. Попетляв так часа два, он залез в большой сад на окраине города и крепко проспал под раскидистой яблоней до утра.
Ранним утром Данилка уже вертелся у церкви, где договорился встретиться с Отцом. Стараясь затеряться среди нищих, старушек и прочего убогого люда, пришедшего к заутрене, он нетерпеливо поглядывал по сторонам, надеясь издали увидеть приметную фигуру Отца. Ему не терпелось поскорее выбраться из города, оказаться подальше от контрразведки, тощего офицера с маленькой головкой и обманутого Сидоренко, рыскающего, наверное, сейчас где-нибудь неподалеку в поисках беглеца. Нужно было как можно скорее попасть в отряд, рассказать Чевереву обо всем, что удалось узнать. При мысли об этом Данилка начинал ругать Отца. Где он мог задержаться? Прошло еще некоторое время, и Данилка уже с беспокойством думал о старике.
Прождав час, он решил перейти с многолюдного места у церкви на соседнюю улицу. Оттуда можно было наблюдать за всем, что происходит на площади перед церковью. Там он простоял еще некоторое время, а Отец все не шел.
Рядом с Данилкой, у забора, остановился расклейщик афиш, низкорослый худой человек с большой кистью в руках. Порывшись в сумке, висевшей на боку, вынул небольшой листок и, смазав забор клеем, попытался пришлепнуть его к забору, но ветер вырывал его из рук. Расклейщик в сердцах стукнул по листку ладонью, убедился, что он держится, и пошел дальше Данилка еще из-за его плеча начал читать отпечатанный текст. Тревожное предчувствие сразу же охватило его. Пробежав первые фразы приказа, призывающего население бороться со шпионами красных, Данилка уткнулся взглядом в строки, оповещающие о поимке и расстреле шестидесятилетнего старика, подосланного красными в город. Об этом писалось с возмущением: вот, дескать, до чего дошли большевики, и стариков не щадят, используют для шпионажа. Данилка снова, уже медленнее, прочитал весь приказ. Сомнений не оставалось: здесь говорилось об Отце. К приказу подходили какие-то люди, наскоро пробегали его и шли дальше. Данилку толкали, кто-то заглядывал ему в лицо. Но он не замечал ничего. Не впервые он терял близких людей. Но смерть Отца особенно потрясла его.