— Я вверяю своих детей твоему попечению. Скажите также Хаве Солтан, пусть она простит меня, если я её чем-нибудь обидел. И ты, дорогой Мешхеди, прости меня, если я вольно или невольно причинил тебе неприятность.
О, эти капли тёплой кристальной жидкости, которые называются слезами, кто знает, когда они появятся на глазах, какие чувства скрываются за ними! Впервые в жизни несколько таких капель скатились на белую, пожелтевшую бороду Мешхеди Мохаммеда Голи в тот момент, когда холодный и грязный ключ коснулся ладони его руки. Что же касается Аббаса, то его силой потащили дальше.
Аббас слыхал, что обычно всякого арестованного полицейские тащат, словно собаку, и, как они выражаются, «сдают в руки правосудия». Там его допрашивают, заставляя признаться в том, в чём он не виноват, устраивают всяческие ловушки, чтобы, выпытать у него какие-либо показания, затем толкуют эти показания по-своему, записывают в протокол допроса, обмакнув палец арестованного в чернила, прикладывают его в конце протокола и делают вид, что вырвали у него признание, тогда как несчастный арестованный даже понятия не имеет о тех преступлениях, которые ему приписываются.
Аббас тоже приготовился предстать перед такой чернильной душой, сидящей за ветхим столом на расшатанном стуле, под охраной двух часовых, которые стоят по обе стороны, и принять на себя всё, что они хотят ему приписать.
Когда Аббас вступил на территорию главного полицейского управления, в душе его ещё теплилась надежда, так как всё незнакомое и неизвестное всегда таит в себе какой-то проблеск надежды. Ему не терпелось узнать, чем всё кончится. Это чувство напоминало детскую любознательность, которая в какой-то степени сохраняется у каждого человека и в силу которой людей тянет даже к плохим и опасным делам. Так ребятишки играют с огнём или вытворяют ещё какую-нибудь шалость, потому что им интересно узнать, к чему приведёт их баловство.
Охваченный этим чувством, Аббас покорился своей судьбе. Он быстро спустился по тёмным сырым лестницам подвала, в который его привели. Там, в углу, возле стены, цвет которой невозможно было различить, он расстелил на сыром кирпичном полу свою набедренную повязку, подложил гиве под голову и решил поспать, так как ничего другого ему не оставалось делать. Ничто на свете так не успокаивает человека в моменты большого душевного волнения, как сон. Люди думают, что человек засыпает только тогда, когда на душе у него спокойно и ничто не тревожит его мыслей, но это неправильно. Порой, в состоянии крайнего волнения, когда человек совершенно не знает, что ждёт его впереди, когда нет никакой надежды на лучшее и когда даже думы о будущем причиняют ему страдания, лучше всего вообще перестать думать, и сон тогда является единственным способом избежать мучений, найти хоть какое-то забвение.