Как только Сирус появился в приёмной, доктор, идя навстречу ему, по привычке, усвоенной в Америке, потирая руки, начал громко говорить ему комплименты и выражать благодарность за то, что он, Сирус, из всех коллег доктора избрал именно его и доверил ему свою дорогую, нежную возлюбленную.
Во время разговора он несколько раз справлялся о здоровье дорогих родителей Сируса, напомнил о своей давнишней дружбе и даже отдалённых родственных связях с его семьёй, вспомнил, что в детстве, когда он жил по соседству с отцом Сируса, они неоднократно играли на улице в чижика и в орехи.
Пока господин доктор Раванках Фасед разглагольствовал об этих пустяках, сердце Виды разрывалось от негодования. В нетерпении она переступала с ноги на ногу, не в силах дождаться, когда же наконец кончится эта лживая болтовня. Наконец она дала волю обуревавшему её гневу и резко, с раздражением сказала:
— Ну, довольно, ради бога довольно, моё терпение лопнуло. Милый Сирус, заплати столько, сколько доктор хочет, и избавь меня от этого палача.
Доктор громко и глупо рассмеялся и грубо сказал:
— Да полно вам, мадам, вы сейчас сами изволите убедиться, что я совсем не палач. Я даже в самой Америке славился этими операциями. В той больнице, где мы работали, нам приходилось делать их по четыреста-пятьсот в течение дня, и мой знаменитый учитель господин профессор Роберт всегда поручал операции мне, а когда я кончал, внимательно осматривал мою работу и горячо пожимал мне руку. Итак, господин Сирус-хан, прошу вас, сядьте, пожалуйста, за стол и выпишите чек.
Когда Сирус в соседней комнате сел выписывать чек, а господин доктор в белом фартуке, стоя перед умывальником, принялся мыть руки мылом и чистить свои ногти щёточкой, Вида почувствовала, что наконец наступил решающий момент. Показав рукой на операционный стол, стоявший на середине комнаты, она спросила.
— Господин доктор, разрешите?
— Да, ханум, пожалуйста, прошу вас.
Быстро, словно желая поскорее избавиться от этого неотёсанного мужлана, Вида сняла туфли, чулки, платье, комбинацию, положила всё это на стул. Когда на ней оставались только бюстгальтер и трусики, она проговорила:
— Господин доктор, я готова.
Доктор обернулся, посмотрел на неё и сказал:
— Ханум, снимите всё.
Заметив, что Вида колеблется, доктор указал на Сируса и ещё более грубым, чем прежде, тоном добавил:
— Да полноте, ханум, ведь господин Сирус-хан близкий вам человек, от него таиться нечего, а что касается меня, то я врач и вы не должны меня стесняться.
Через минуту Вида лежала на операционном столе доктора Раванкаха Фаседа. Она пристально смотрела в потолок, а Сирус, написав чек, поднялся и, облокотившись о край стола, стал исподлобья смотреть на Виду.