Господин доктор Раванках Фасед в ответ на это изволил сказать:
— В соответствии с постановлением нашего совета принятым три недели назад, употребление на заседаниях какого-либо иностранного языка, кроме английского, запрещено. Поэтому я прошу уважаемого профессора последнюю фразу, которую они произнесли не то на арабском, не то на сирийском, не то на каком-то ещё другом языке, перевести на персидский язык.
Господин доктор Сеид Али Шамгах, представитель юридического факультета, профессор с мрачным лицом, свидетельствовавшим о том, что он страдает несварением желудка, расправил свои нахмуренные брови, вновь их сдвинул, образовав при этом на лбу три морщины, надул вены на шее, отшатнулся от доктора Раванкаха Фаседа и с подчёркнутым изумлением сказал:
— Странное дело, оказывается, господин декан медицинского факультета не читал даже «Калилу и Димну», если он не может отличить арабского языка от сирийского.
— Простите, что вы изволили сказать?
— Я сказал, что вы не читали «Калилу и Димну».
— А разве мне обязательно читать «Калилу и Димну»?
— Я хотел сказать, что вы, вероятно, даже в средней школе толком не изучили персидский язык.
— Именно этим я и горжусь. Мы, американцы, своё образование получили в Соединённых Штатах.
— А почему же вы тогда не остались там?
— Вот это уже вас не касается. Нас прислали сюда для дел значительно более важных, чем те, которые доступны вашему уму. Через некоторое время мы вам доложим, почему мы там не остались.
— Но, уважаемый господин доктор, я хочу сказать, что, если человек стал деканом факультета Иранского университета, он должен знать язык Ирана.
— Мы, крупные врачи, побывавшие в Америке, стоим выше этого. Зачем нам знать персидский язык, собственно зачем он нам нужен? Жена моя — американка, дети мои-американцы. Вы ещё должны благодарить меня за то, что я разговариваю здесь с вами по-персидски. Если бы всё было так, как хочется мне и господину доктору Грейди, мы даже и здесь не стали бы говорить на этом языке.
Из угла комнаты господин доктор Мехди Атеш, любезный коллега господина доктора Раванкаха Фаседа и второй учёный представитель медицинского факультета, даже не попросив слова, крикнул с места:
— Браво, браво! Я сегодня же доложу наверху о высоких чувствах моего дорогого коллеги и доведу это до сведения наших друзей, находящихся по ту сторону Атлантического океана.
Господин ректор университета, обменявшись, как и раньше, удовлетворённой улыбкой с господином Раванкахом Фаседом, сказал:
— По-видимому, господа члены совета не имеют ничего больше сказать по этому поводу. Предложение господина доктора Раванкаха Фаседа утверждается.