Всё происшедшее на собрании, а особенно пылкая страстность Мехри, произвело на их холодеющие души такое сильное впечатление, что резинка попала в горло Лейлы и она чуть было не задохнулась. Если бы соседка не постукала кулаком по спине несчастной, неровен час, унесла бы она с собой в могилу тысячи опечаленных взглядов министров и депутатов. Эффат Бипарва везёт в жизни больше, чем подруге. Эффат посчастливилось позавчера завлечь в свои сети молодого щёголя из тех, что слоняются возле кинотеатра «Иран». К счастью, дантист, да хранит бог его отца на том свете, посвободнее поставил ей нижнюю челюсть, чтобы можно было целоваться. Но именно из-за этого безжалостная жвачка не пощадила и Эффат и вырвала её искусственную челюсть. Если бы челюсть не вылетела изо рта и не упала бы в бархатный подол своей хозяйки, пришлось бы бедную Эффат снести на кладбище «молодых», похоронить рядом с могилой Захира-од-Доуле[26] и насыпать величественный холм. Её нежно любящий муж поместил бы в последнем столбце второй полосы газеты «Эттелаат» напечатанный крупным шрифтом некролог, в котором он, перечислив сорок-пятьдесят фамилий, в основном вымышленных, выразил бы печаль по поводу «неожиданной и безвременной» кончины несчастной Эффат. За большие деньги он, несомненно, добился бы от издателя, чтобы тот упомянул в некрологе имена премьер-министра, министров, депутатов, сенаторов, профессоров университета, банщиков, чистильщиков сапог, бакалейщиков, первоклассников школы Моллы Насреддина и Шейха-Хасана Шимра, выражающих соболезнование «членам высокочтимой семьи».
Меньше всего пострадала от страстной речи Мехри Марьям Баджсетан, которая устроилась за креслом ханум Рогийе Асвад-ол-Эйн и могла, не выдавая своих чувств, слушать каждое слово Мехри.
Выслушав с соблюдением положенных церемоний пламенную речь Мехри, собравшиеся ничего не могли поделать, кроме как повиноваться ей. Нахид пришлось подняться с председательского места и с выражением полной покорности подойти к ней, взять её почерневшие подагрические руки в свои и поцеловать их, лицемерно приговаривая: «Да паду я жертвой за вас, за ваши ласковые глаза». Затем она помогла Мехри встать с злополучного кресла и усадила её на председательское, к столу, на котором стояли чернильница, пресс-папье и звонок.
Мехри с видом победительницы уселась за стол и торжественно произнесла: «Дорогие дамы, кто изволит согласиться с предложением, пусть поднимет ручку». Поднялись двадцать три руки, обнажая под мышками тёмные пятна волос, четыре дня назад сбритых по случаю великосветской свадьбы и уже успевших вновь прорасти на благородной аристократической почве.