Ты плохой сержант, комсомолец Дуб, если так говоришь о своём солдате! Ты плохой солдат, комсомолец Дуб, если так говоришь о своём товарище! И мы будем судить тебя за эти слова на комсомольском собрании —ты ответишь за них! Ты забыл, что перед тобой не автоматы, а люди! Один раз накажешь, другой раз накажешь, третий раз накажешь, а на четвёртый он скажет: «Чёрт с ним, пусть наказывает!» А ты поговори с солдатом, узнай, чем человек дышит, полюби его, поверь, что он хороший, тогда ему самому захочется быть хорошим!..
Спорышев говорил долго, голос его дрожал от возбуждения, и Дубу казалось, что Спорышев говорит с трибуны, а каптёрка — это клуб, полный народа, и он, Дуб, где-то позади старается спрятаться, стать совсем незаметным, чтобы не оглядывались на него, не указывали пальцем. А Спорышев всё говорил — о Таланцеве, о его прошлом, о том, что таких, как он, особенно трудно и особенно нужно — внимательно воспитывать, а Дубу нужно учиться, нужно читать, а то он одну книгу читает третий месяц, а на прошлой политинформации выяснилось, что газеты только просматривает и то не регулярно...
Дубу казалось, что Спорышев требует от него «нянькаться» с Таланцевым...
— Не могу я,— выдавил он из себя. Он сидел, опустив голову, и всё время складывал, многократно сгибая и расправляя листок бумаги. — Не могу я этого.
— Не можешь—научим, не хочешь — заставим,— усмехнулся Спорышев.
— Всё равно,— повторил Дуб.— Не могу. Ты из меня хочешь сделать...
— Сержанта настоящего хочу сделать, чудак...— Спорышев улыбнулся неожиданно мягкой, светлой улыбкой. Потом вдруг снова нахмурился и решительно произнёс: — А в общем... В общем — вот что: отдавай мне Таланцева из своего отделения.
Дуб поднял голову, удивлённо взглянул на Спорышева и просиял.
— Что? В самом деле возьмёшь? — И, боясь, чтобы тот не передумал, торопливо добавил: — Бери, бери к себе это золотце, воспитывай, перевоспитывай — всё, что хочешь. А я — не могу с ним. И хотел бы — не могу: взгляну на него — и муторно становится. Бери...
Он ушёл довольный, что отделался от Таланцева, а Спорышев достал из стола учебник английского языка: скоро демобилизация, а там институт, он боялся, что перезабудет всё по английскому языку и не сдаст экзамен. И, несмотря ни на что, он урывал у дня или ночи полчаса-час, чтобы посидеть над словарём. Когда он перевёл параграф до конца и собрался идти спать, в каптёрку вошёл Дуб. Он был в нижнем белье и сапогах, лицо хмурое.
— Ты — что? — спросил Спорышев.
— Вот, лёг, и не спится. Всё думал. Ты вот что... я тебе Таланцева не отдам.