Суетная и неряшливейшая из женщин! Грязнуля дома — разряженный манекен на улице. Мадам поставила на камин зеркальце в квадратный фут и в нем любовалась собой, прикладывая наряд за нарядом, примеривая самодовольную улыбку на злобное и изношенное лицо.
Я понимала, что верный способ продлить мои мучения — это выразить недовольство, и я молчала. Наконец я крепко заснула, хотя перед глазами у меня все стояла костлявая фигура мадам — она задрапировалась серым в светло-вишневую полоску шелком и оглядывала себя через плечо в маленьком зеркальце для бритья, пристроенном на камине.
Утром я внезапно проснулась и села в постели, на миг позабыв о нашем путешествии. Но в следующий — все вспомнила.
— Мы не опоздаем, мадам?
— На судно? — спросила она с одной из своих чарующих улыбок и выпрыгнула из кровати. — Не сомневайтесь, они про нас не забыль. Еще два часа ждать.
— Из окон видно море?
— Нет, дражайший дьетка. Но ви посмотрите его вдоволь.
— Я, пожалуй, встану, — сказала я.
— Зачем спешить, моя дорогая Мод? Ви изнурены, ви что — корошо себя чьювствуете?
— Достаточно хорошо, чтобы встать. Мне будет, наверное, лучше, если я встану.
— Зачем спешить — незачем! И судно можно пряпустить. Ваш дядя, он сказаль мне вибрать.
— Здесь есть вода?
— Принесут.
— Пожалуйста, мадам, позвоните.
Она с готовностью дернула шнурок. Потом я узнала, что звонок не работал.
— Что сталось с моей цыганской булавкой? — вскричала я и почувствовала, как сердце у меня почему-то упало.
— О, эта штючка с красни головка? Наверно, свалилься на поль. Ми найдем, когда ви встанете.
Я подозревала, что мадам взяла ее, чтобы досадить мне. Это было в ее духе, не могу выразить, насколько утрата крохотного амулета расстроила и взволновала меня. Я искала булавку в кровати, я перевернула всю постель, искала везде. Но наконец отказалась от поисков.
— Ужасно! — вскричала я. — Кто-то выкрал ее, чтобы просто помучить меня.
Как дурочка (а я ею и была) я упала на кровать и, зарывшись лицом в подушку, расплакалась — от гнева и отчаяния.
Через какое-то время я, впрочем, перестала плакать. Я надеялась, что верну себе амулет. Если мадам выкрала его, он найдется. Но пока пропажа беспокоила меня как дурное предзнаменование.
— Боюсь, моя дорогая дьетка, вам не совсем корошо. Так престранно, что ви подняль шум из-за какой-то булявка! Никто не поверит! Ви согласен, что лючше, если вам завтракать в постель?
И она продолжала в том же тоне, пока я наконец не овладела собой и, решив, что не буду осложнять отношений с мадам, которая может сделать остаток путешествия для меня невыносимым и по прибытии мне навредить, спокойно сказала: