— Кто еще был арестован?
— Взяли Оскара Ансовича Стиггу, работавшего у нас с 1920 года, жена его еще жива. Взяли помощника Никонова Василия Богового — герой Гражданской войны, два ордена Красного Знамени имел; жену его тоже забрали. Моего однофамильца полковника Звонарева Константана Кирилловича, Ади Киримовича Маликова. Были арестованы Лев Александрович Борович, руководитель группы, резидент в Шанхае, Ян Альфредович Тылтынь.
— И жен их тоже арестовали?
— В тридцать седьмом взяли почти всех...
Незадолго до разговора с Н. В. Звонаревой я собственными глазами увидел фотографию архивного документа — страницы из дела Берзина, в котором была видна последняя строка: «Берзин признал себя виновным».
Да, он себя оговорил. Его самооговор документально установлен. Хотя, поскольку документ этот был изготовлен ведомством Ежова — гроссмейстера фальсификаций и двурушничества, я не могу верить в него, и нельзя верить ни в какие документы НКВД тех лет.
Если бы Берзин «все» признал, то как могли остаться неопороченными целый круг лиц, которых Сталин охотно бы уничтожил? Это Е. Д. Стасова, которую он знал как «Герту» в Коминтерне, «Папаша» — M. M. Литвинов, Г. И. Петровский — от всех этих старых большевиков Сталин охотно бы отделался. У наркома внутренних дел РСФСР Григория Ивановича Петровского Берзин был управляющим делами в 1917 году. Литвинова он знал по революционному движению в Латвии. И еще один довод есть у меня: К. А. Мерецков, советский военный советник в Испании при Берзине, заместитель начальника Генштаба, в то время уже был в лапах НКВД. Но потом его освободили. Значит, следователям не удалось собрать против него нужный «компромат».
В тот год Сталин и его подручные — Молотов, Каганович, Ворошилов — ежедневно подписывали до 500 смертных приговоров списками. Списки поступали от Ежова. Расстреливали не только на Лубянке. Пропускной мощности старой Лубянки не хватало. Расстреливали в Лефортовской тюрме, в Бутырской, Сухановской, на Матросской тишине.
Конвейер смерти давал сбои: подвалов не хватало, хотя всегда хватало палачей. После того как Ежов убрал подручных Ягоды и тех его подчиненных, которые не годились в палачи или не хотели быть палачами, его отдел кадров набирал новобранцев по путевкам ЦК ВЛКСМ и окунал их в кровавую купель, превращая в «зомби» — бездушных, безотказных нелюдей. Старые «спецы» соревновались с молодыми за пайки, за имущество «врагов народа», получали московские квартиры, «освобожденные» от «врагов народа» и их семей, щедрую зарплату, ордена и медали. Их чины котировались выше, нежели в Красной Армии. Одни из них считали себя революционерами, другие догадывались, что делают грязное, гнусное, по сути, контрреволюционное дело.