У меня есть твой номер (Кинселла, Уикхем) - страница 32
Приносят джин с тоником, и Люсинда делает большой глоток. А я пью остывший чай. Клеменси ничего не пьет, она изо всех сил старается стать незаметной.
— И… ты хотела выяснить насчет конфетти, — напоминаю я. — Но это я тоже могу взять на себя.
— Прекрасно! — выдыхает Люсинда. — Одобряю! Потому что я одна и, как уже сказала, не могу разорваться… — Тут она обрывает сама себя. — Где твое кольцо, Поппи? О боже, ты его еще не нашла?
У нее такой потрясенный вид, что меня начинает подташнивать.
— Еще нет. Но скоро найду. Уверена в этом. Весь персонал гостиницы…
— А Магнусу сказала?
— Скажу! Скоро!
— Но разве это не семейная реликвия? Тэвиши наверняка разозлятся.
Она хочет довести меня до нервного припадка?
Звякает мой телефон, и я хватаю его, радуясь, что неприятный разговор прервали. Это эсэмэска от Магнуса, на корню уничтожившая мою робкую надежду на то, что его родители подхватили желудочный грипп и потому наша встреча отменяется.
Ужин в восемь. Будет вся семья. Страшно хочу видеть тебя!
— Это твой новый телефон? — неодобрительно осведомляется Люсинда. — Ты получила мои сообщения?
— Да, спасибо. Тридцать пять штук.
Узнав, что я потеряла телефон, Люсинда настояла на том, что перешлет мне все свои недавние сообщения, чтобы я держала руку на пульсе. И если честно, это была хорошая идея. Я попросила о том же Магнуса и девочек с работы.
Нед Мердок, кто бы это ни был, наконец-то связался с Сэмом. Я целый день высматривала его письмо, но оно не кажется мне очень уж важным. Речь идет о заявке Эллертона.
Привет, Сэм! Несколько замечаний. Ты найдешь их в приложении, бла-бла-бла.
Но все-таки я лучше перешлю его прямо сейчас. Нажимаю «переслать». Затем быстро набираю ответ Магнусу неуклюжими от волнения пальцами.
Замечательно! Жду не дождусь встречи с твоими родителями!!!! Так волнующе!!!!!!
Р. S. А не можем мы сначала встретиться с тобой у ресторана? Надо поговорить. Так, пустяки. Целую, целую, целую, целую, целую, целую, целую, целую, целую
4
У меня историческое прозрение. Теперь я понимаю, каково это было — подниматься на гильотину во времена Французской революции. Выйдя из подземки, карабкаюсь по холму, и мои шаги становятся все медленнее и медленнее. И еще медленнее.