— К бою!
Первым из блиндажа выскочил младший лейтенант Грановский со своим ППШ, за ним повалили остальные, щелкая затворами винтовок. Разобравшись, что произошло, лейтенант от души приложил Вову матом.
— Да чтобы не мучился, — пытался оправдаться Лопухов.
— Сердобольный ты мой, это делается тихо, штыком, чтобы не мешать отдыху своих боевых товарищей. Понял?
— Понял.
— А для лучшего усвоения, стоять будешь два часа.
— Есть, два часа.
Часов все равно не было и время он будет определять, как говорится, на глаз.
Народ убрался обратно в блиндаж. Вова плюнул вслед лейтенанту. "А кто штык от крови оттирать будет? Да и противно оно, штыком. А так бахнул, и все". Лопухов вспомнил мерзкий скрип выходящего из тела штыка и поежился. Странно, еще три месяца назад Вова шарахался от трупов как от чумы, а сейчас стоит буквально на покойнике, и ничего, нормально стоит, даже мурашки по спине не бегают, привык, однако. И стоять ему так еще целых два часа. Три Процента, в сердцах, обозвал Грановского пархатым жидом, добавил вслед еще пару матерных эпитетов и малость успокоился. Правда, в национальности ротного он не был уверен, но кто еще может выставить красноармейца Лопухова на лишний час, да еще при таком морозе? Только настоящий жид.
Минут через десять Вове надоело пялиться в темноту. Да и подмерз он уже основательно, поэтому решил прогуляться по траншее. Снег скрипел под ногами. Двадцать шагов туда, двадцать… Тьфу, ты! Накидали тут всякой хрени! Хрусь, хрусь. Тишина, хорошо, еще бы мороз чуть поменьше. Вова вернулся на место. А чего, действительно, немцы притихли? Вова вдруг понял, что уже несколько минут со стороны немцев не прозвучало ни одного выстрела, ни одной ракеты не повисло над нейтралкой. Ему почудилось, что решившие отбить свою траншею фрицы, сейчас ползут в снегу, подбираются ближе, чтобы одним броском достигнуть окопа и…. Три Процента высунулся их траншеи до рези в глазах вглядываясь в темноту. Однако рассмотреть что-либо не удавалось. Тут уж скорее уши помогут. На таком морозе по снегу бесшумно не подобраться. Лопухов напряг слух. Нет ничего.
Постояв так пару минут, Вова решил, что подкрадывающиеся к траншее фрицы являются плодом его воображения и спустился обратно. Стоп! Вроде, справа было какое-то движение, краем глаза успел заметить! "А если почудилось? Лейтенант опять орать будет". Пока эти мысли мелькали в Вовиной голове, руки делали свое дело. Сдвоенный щелчок затвора в морозном воздухе был слышен далеко и послужил спусковым крючком последовавших событий.
Снег взметнулся в трех десятках метров от траншеи. Бах! Вспышка выстрела ослепила, результатов выстрела не было видно, но Вова почему-то не сомневался, что попал. Бах! Вроде, там какое-то движение было. Бах! Это уже просто "в ту степь". Кланц-кланц, щелк. Перемать! Четвертый патрон на раненого фрица потратил! Лопухов присел. Вовремя! Из темноты загремели ответные выстрелы, пуля щелкнула по промерзшему брустверу. Вова рвал клапан подсумка, но рука в рукавице соскальзывала. Тогда он схватил рукавицу зубами, вырвал правую руку на мороз, добрался, наконец, до и обоймы начал запихивать ее в ствольную коробку. Рука тряслась, и обойма никак не хотела попадать в пазы.