— Тот, больной, — уточнил Янсен. — Которого ты называл понтификом.
— До этого я был идиотом, — сказал Конни. — Но в то мгновение идиот умер. Упал замертво.
Видимо, Янсену дали указания говорить лишь самое необходимое. Он повторил сказанное еще раз, в то время как Конни пытался осмыслить его слова.
— Прошедший вечер и ночь словно обрели новое значение — значение, которое я предчувствовал, но не понимал до конца. Все, что казалось немного странным и причудливым, внезапно стало кристально ясным.
Договорив до конца, Янсен умолк в ожидании реакции Конни, но тот смог произнести лишь: «Вот как…» — и затем: «Вот так…». Все становилось на свои места: преувеличенная щедрость Янсена в ресторане, его неуклюжие попытки заговорить о том, что, собственно, и было его главным интересом — измученный понтифик из Юртхаген.
— Ну? — произнес Янсен. — Что скажешь? Я, конечно, понимаю, что это против твоих принципов и профессиональной этики — выдавать такие сведения. Но если я скажу, что это касается крайне важных вещей, то тебе, возможно, станет ясно, что…
— Крайне важных? — переспросил Конни. — Что это означает? — Янсен не торопился с ответом, и это казалось подозрительным. Конни добавил: — Вроде государственной безопасности? Так?
— Возможно, — ответил Янсен.
Конни все еще медлил, ночь в клубе не шла из головы. Со стороны он казался спокойным и расслабленным, без малейшего следа удивления или тревоги — в нем читалась даже расчетливость и подготовленность. Он и сам это осознавал, в особенности при виде напряженного Янсена. Конни захотелось объясниться, рассказать, что его мучают остаточные явления безумной ночи и, может быть, поэтому он не выглядит особо удивленным, вопреки тому, что чувствует на самом деле. Но он почему-то воздержался от объяснений. Если бы Янсен решил, что Конни и в самом деле подготовлен и давно уже настроен на подобный разговор, то в дальнейшем это сыграло бы на руку Конни, который сразу же, как только запрос был озвучен, решил его не удовлетворять. Это не подлежало обсуждению. Выдавать сведения о людях, принимавших участие в опросе, было не только нарушением профессиональной этики — это противоречило его принципам, которые были немногочисленны, но крепки и проверены и составляли существенную часть его «человеческого капитала». Поэтому уже теперь он мог четко и решительно ответить «нет» и тем завершить дискуссию. Но Конни толком не знал, о чем идет речь, и не хотел упускать шанса узнать больше. Это требовало актерства, которое было ему чуждо, но каким-то удивительным образом перекликалось со смутными и фантастичными воспоминаниями о вчерашнем дне.