— Жаль, — сказала она, — что вас в это втянули. Густав придумал.
— Все нормально, — ответил я. — Это мой долг. Мы с его матерью старые друзья.
— Знаю, — отозвалась Анита. — Он кое-что рассказал.
— Как и ваш муж, — сказал я.
— Верю. В чем, вообще-то, дело?
— Пусть сам расскажет.
— Как это связано с Камиллой?
— Не могу ответить.
— Кажется, я имею право узнать?
— От Конни, — ответил я, — не от меня. Сейчас мы знаем лишь, что они ищут вашу дочь, беспрерывно. Больше нам ничего сейчас знать не следует.
— Они? — переспросила она. — Кто — они?
— Насколько я понимаю, самые большие специалисты в этой стране.
Она сделала глоток. Она умела пить виски, не подавая виду, что оно обжигает.
— Я видела по телевизору… что у Роджера Брауна дома побывали налоговики… — она произнесла имя без той интонации, которой другие показывали, что не принимают его всерьез. Может быть, в ее глазах он был достоин уважения — и я не собирался ее разубеждать. Если Посланник сказал, что между исчезновением Камиллы и Роджером Брауном нет никакой связи, значит ее действительно нет. Если Анита хотела видеть в последнем героя и честного человека — воля ее. Не знаю, об этом ли я размышлял в тот момент. Скорее всего, я думал о том, как поскорее выбраться из конторы, но должен был еще о многом рассказать Аните, которая не стремилась остаться одна. Я так долго был скован напряжением, а виски начинало действовать, согревало и приятно расслабляло. До блаженства было далеко, но уже этих ощущений хватило, чтобы удержать меня на месте.
— Насколько мы поняли, — сказал я, — Роджер Браун не имеет отношения к исчезновению.
— Конечно, — согласилась она, — какое он может иметь отношение. Маленькая моя… — добавила она тоном, каким эти слова может произнести только мать.
— Ваш муж… — сказал я. — Странный он человек.
— Ну… что я могу сказать.
— Он хотел попросить прощения за слова, которые сказал мне семнадцать лет назад. Я даже не помню, о чем шла речь.
— За то, что он кричал на вас, когда вы не захотели переводить ту пьесу? — спросила она.
— Кроме прочего.
— Он может годами бредить какой угодно идеей. Он такой… А что он сказал о нас…
Я понял, что она хотела сказать «обо мне», но удержалась, чтобы не показать рвения. Я оценил это.
— Думаю, вы ему нужны.
— Это он сказал?
— Не прямо. Но было ясно. Он высокого мнения о вас.
— Было ясно… — улыбнулась она. — Смешные вы…
— Этот день стал одним из наименее смешных в моей жизни.
— Конни странно вел себя последние двадцать лет, — сказала она. — Я уже не знаю, чему верить. Ему можно верить?
— К сожалению, — ответил я. — Хоть мне и не хотелось бы.