Мод принесла два больших «Dry Martini», я поднял свой бокал, она тоже:
— Привет, любимый!
— Привет, любимая, — ответил я.
Коктейль был идеален. В этом ей не откажешь.
— Почему ты выключил?
Я не мог удержаться от смеха. Давно уже она так не острила. Музыка звучала на совершенно нормальной громкости.
— Ты не такая уж старая, — ответил я. Эта фраза тоже была частью ритуала.
— Недавно ее показывали по телевизору. Тем же вечером, что ты звонил.
— Вот как, а я пропустил.
— Она толстая, как корова.
— Ясно… Ты была не слишком разговорчива. Я решил, что разбудил тебя.
— Так и было. Но она от этого не стройнее. Просто безумие, какой она стала.
— Это ужасно.
— Что? — переспросила Мод. — Мы или она?
— Я имел в виду ее.
— Правда? А мне кажется, это… чудесно.
— Мы так и будем продолжать весь вечер?
— Не знаю, — она пожала плечами. Декольте обнажило ключицы — так отчетливо, будто я никогда прежде их не видел. — В чем дело? — она поймала мой взгляд.
— Peace.
— Kill for peace.
— He надо ее ненавидеть.
— Именно ее мне и надо ненавидеть.
— Почему бы тогда не выключить?
— Врага надо знать.
— Она не враг тебе. И никогда не была врагом. Ты просто язвишь. Зачем тратить на это время?
— Кто бы говорил, — возразила она. — Ты потратил на эту шлюшку несколько лет.
— Максимум — год. Даже меньше…
— Очень важный год. — Она пригубила напиток и широко улыбнулась. — Двадцать пять лет назад.
Она вышла на кухню, послышалось звяканье посуды. Я мог бы сказать: «Накрой на троих…» Третий всегда с нами. В тот момент третьей была джазовая певица, но выбор оставался велик, а выбирала чаще всего Мод. Многие вечера начинались именно так: Мод язвила и обвиняла меня в поступках, которые я когда-то совершил или не совершил, порой в том, о чем я даже не имел представления, а иногда речь шла о вещах, которые давно утратили актуальность.
Ту певицу я повстречал в парижском клубе, году в восьмидесятом. В клуб меня привел хороший друг, преодолев некоторое сопротивление, так как я никогда не любил джазовый вокал. Здесь нужен редкий талант, которым обладают немногие. Но меня ждал приятный сюрприз. Эта шведка пела «My Funny Valentine» так, как никто прежде. Она смогла выразить любовь к человеку так убедительно, что легко было не заметить, что это любовь к кому-то другому. Говорили, что Чет Бэйкер, слушал ее исполнение «со странным видом». Она и сама повторила за кружкой пива после концерта: «У него был жутко странный вид…» Если бы я произнес вслух: «У Бэйкера всегда странный вид…» — то мы, пожалуй, так и не сошлись бы. Но мы стали парой.
Отношения были бесперспективны: она постоянно гастролировала по всей Европе. Очевидно, вскоре ее ожидал настоящий прорыв на континенте. Она стала здоровым, почти розовощеким лицом нового, свободного от допинга джаза. Мы жили в разных домах Парижа и старались как можно лучше проводить время, когда встречались. Это было довольно практично. У нее не было времени и места для большего, а я по-прежнему ощущал последствия травмы, уже описанной в этом рассказе. Певица была так сосредоточена на себе и занята своей музыкой, что ничего не замечала. К тому же, она привыкла к странностям парней. Поэтому серьезность, которую она порой пыталась продемонстрировать, казалась преувеличением.