Пиротехник наворачивал «острое», не поднимая глаз и обильно потея.
В приоткрытую дверь подглядывал повар, лицо его выражало живой профессиональный интерес, то ли этнографический, то ли медицинский, сразу и не поймешь.
— Однако! — только и сказал Миша, когда смог говорить.
— Действительно острое, — буркнул Пиротехник, по-прежнему глядя в тарелку.
Вышли они из кафе — хоть выжимай, и принялись бродить вокруг машины, потому что сесть в нее, раскаленную, было страшно и подумать: вообще утонешь. Алан решил, наверное, что москвичи после визита на военную базу начали трогаться рассудком — а теперь их догнало, и эти двое окончательно сбрендили.
Продолжался спектакль минуты три, а потом Миша почувствовал, что пот с него вдруг перестал течь, и чувствует он себя просто-таки огурцом. И Пиротехник орлом смотрит, даже на раненую ногу встал нормально.
— Я же говорил! — сказал Пиротехник. — По жаре самое то! Но в следующий раз надо им объяснить…
— …что сами мы не местные, — закончил за него Миша.
— Э-э, остренького покушали! — догадался Алан.
— Поскакали, — сказал Миша.
И они поскакали.
* * *
Вечером Миша сидел на кровати и размышлял, имеет ли смысл в таком взъерошенном состоянии звонить Лене. Поговорить с ней — хотелось. Но еще очень хотелось кому-нибудь пожаловаться на то, как у него все через задницу и как он сквозь эту задницу геройски лезет. Размазывать сопли перед любимой женщиной было не в его правилах, а соблазн, однако, велик.
Поэтому Миша просто сидел — в одной руке стопка черновиков, в другой ручка — и прикидывал, к кому бежать завтра. Все оборачивалось так, что пора выходить на контакт со штабом 58-й армии, больше сунуться некуда. Сегодня Миша носился между Министерством печати, Министерством обороны, кагэбэшниками и администрацией Президента, эмчеэсниками, которые помогали заметно больше и охотнее других… Он сделал то, что запланировал, — выпросил повсюду столько материальной помощи, сколько ему могли дать физически. Просил напористо, для чего пришлось временно потерять всякий стыд. Чего-чего, а стыдиться и стесняться нелепого своего положения человека, оказавшегося вдруг у разбитого корыта, Миша сейчас не имел права. Надо было спасать фильм — и он спасал как мог.
Умучился дико.
В первую очередь Миша устал разговаривать. Он бы с удовольствием дал обет молчания на недельку.
Но молчать профессия не позволяет, вот такая она болтливая. Да и слушали его внимательно — значит лови момент, пока не надоел, пока не достал своими просьбами.
При этом статус Миши в Южной Осетии с самого начала был весьма интересен. То ли хрен с бугра, то ли конь в пальто. И вот этот странный зверь, к тому же иностранный подданный, обязан на территории чужого государства быстро добыть из воздуха танки-хуянки, строго модели Т-72, в количестве чем больше, тем лучше. И взрывчатку с детонаторами. Иначе, как говорится, «кина не будет».