Королева ломала руки, она царапала себе лицо; молодые люди плакали, теперь уже не над своим несчастьем, а над горем королевы.
— О! Что мы можем сделать для вас? — говорила Шарлотта.
— Приказывайте, — вторил ей Леклерк.
— Ничего, ничего!.. О, все муки ада в этом слове. Желать отдать свою кровь, свою жизнь, чтобы спасти любимого, и ничего не мочь!.. О, если б они были в моих руках, эти люди, которые дважды воткнули клинок в мое сердце! Но я ничего не могу сделать, ничем не могу помочь ему. Однако я была могущественна: когда король был в беспамятстве, я могла бы дать ему подписать смертный приговор коннетаблю, но я не сделала этого. О, безумица! Я должна была это сделать!.. Сейчас в темнице был бы д’Арманьяк, а не Бурдон!.. Он так красив и так молод! Он же ничего им не сделал!.. Боже, они убьют его, как убили Людовика Орлеанского, который тоже ничего им не сделал. А король… король, который видит все эти злодейства, который ступает по крови, — стоит ему поскользнуться, как он хватается за убийцу!.. Безумный король! Глупый король!.. О боже, боже, сжалься надо мной… Спаси меня!.. Отомсти за меня!..
— Пощади! — молила Шарлотта.
— Проклятье! — вскричал Леклерк.
— Мне… уехать!.. Они хотят, чтобы я уехала! Они думают, что я уеду!.. Нет, нет… Уехать, ничего не зная о нем?.. Им придется по кускам отдирать меня отсюда!.. Увидим, осмелятся ли они коснуться своей королевы. Я вцеплюсь в эти вещи обеими руками, зубами… О! Пусть они скажут, что с ним, или я сама пойду, лишь станет смеркаться, к нему в темницу. (Она взяла сундучок и открыла его). Видите, у меня есть золото, его хватит — вот драгоценности, жемчуга, на них можно скупить все королевство. Так вот, я отдам все это тюремщику и скажу ему: «Верните мне его живым, и чтобы ни один волос не упал с его головы, а все это, все — видите: золото, жемчуг, алмазы — все это вам… потому что вы подарили мне больше, и я еще в долгу перед вами, я вас еще вознагражу».
— Ваше величество, — сказал Леклерк, — не угодно ли вам послать меня в Париж?.. У меня есть друзья, я соберу их, и мы пойдем на Шатле.
— О да, — с горечью сказала королева, — ты только ускоришь его смерть… Если даже вам удастся проникнуть в тюрьму, вы найдете там лишь бездыханное тело, еще теплое и сочащееся кровью: ведь для того, чтобы вонзить клинок и проткнуть сердце, достаточно секунды, вам же и всем вашим друзьям потребуется куда больше времени, чтобы взломать с десяток железных дверей… Нет, нет, силой тут ничего не добьешься, мы его только погубим. Иди, езжай, проведи день, если надо ночь, перед дверями Шатле, и если они повезут его, живого, в другую тюрьму, проводи его до самых дверей, если же они убьют его, проводи его тело до самой могилы. Так или иначе, вернись ко мне: я должна знать, что с ним и где он.