— Государь, — ответил герцог Беррийский, — сопровождать вас повсюду, куда бы вы ни отправлялись, для меня радость. Однако думается мне, и нашему кузену герцогу Бургундскому следовало бы к нам присоединиться.
— В чем же дело? Мы будем просить его оказать нам такую честь, а если этого недостаточно, то и прикажем. Если же и этого окажется мало, тогда мы сами пожалуем за ним. Вам нужно наше слово, что без герцога Бургундского мы не двинемся в путь? Мы вам это слово даем. Когда оскорбляют короля Франции, оскорбляют все французское дворянство, и если королевский герб подвергается бесчестию, ни один герб не остается незапятнанным. Готовьтесь же, любезный дядюшка, меньше чем через неделю мы выступаем.
На этом король закрыл заседание совета, чтобы еще посовещаться со своими секретарями. В тот же день двадцать именитых вельмож во главе с герцогом Бургундским получили приказ явиться с возможно большим количеством людей. Приказ был исполнен без промедления, ибо все истинные французы ненавидели герцога Бретонского; говорили, что король уже давно бы решился с ним разделаться, если бы не удерживали граф Фландрский и герцогиня Бургундская; что герцог Бретонский в душе англичанин и Клиссона ненавидит больше всего за то, что тот предан французам. Но на сей раз приказы были весьма строги. Казалось, король доведет теперь свое намерение до конца, если не случится вдруг какой-нибудь измены, ибо было известно, что многие из тех, кто должен был отправиться в поход вместе с королем, идут неохотно, и среди них втихомолку даже называли имена герцогов Беррийского и Бургундского.
Герцог Бургундский и в самом деле не торопился: он говорил, что этот поход чересчур обременителен для его провинции; что затеваемая война не имеет смысла и что она плохо кончится; что распря между коннетаблем и мессиром Пьером де Краоном многих людей не касается вовсе и потому несправедливо ради нее насильно вовлекать их в войну; что надо предоставить коннетаблю и де Краону самим уладить свои споры и не взваливать еще новое бремя на плечи народа. Того же мнения был и герцог Беррийский, однако король, герцог Орлеанский и весь королевский совет держались другого мнения, так что обоим герцогам пришлось повиноваться.
Едва только коннетабль смог наконец сесть в седло, король отдал приказ выступать из Парижа. В тот же вечер он попрощался с королевой, герцогиней Валентиной, с дамами и девицами, жившими во дворце Сен-Поль, после чего вместе с герцогом Орлеанским, герцогом Бурбонским, графом Намюрским и сеньором де Куси отправился ужинать к сиру де Монтегю, где и остался ночевать.