Добравшись до самого края лесных зарослей, до последних деревьев и кустов, тан поднялся на колени и выглянул из-за дерева.
Ему повезло. Он оказался позади толпы и сразу увидел плотный строй спин. Людей собралось много — сотни две, не меньше. Они запрудили окраину города, выходящую к лесу, да так плотно, что яблоку некуда было упасть. И все, как один, смотрели на самый край леса, где кучкой стояли вооруженные стражники и пара разодетых в парчу и шелка горожан.
Толпа не стояла спокойно, она колыхалась, как грязная вода в бадье. Люди разговаривали, ссорились, кричали, улюлюкали. Топтались на месте, толкались, подрезали кошельки, выпивали, целовались — в общем, занимались всем тем, чем занимаются две сотни горожан, собравшись в одном месте в одно время.
Такое сборище может означать только одно: случилось что-то важное. К сожалению, Сигмону не было видно, что. Он встал, вытянулся, но не смог ничего разобрать. Сначала он опасался, что горожане собрались поохотиться на него, затравить как дичь но теперь стало ясно: до этого еще далеко. Те, кто собирается на охоту, обычно не торчат на краю города, лузгая семечки и пялясь на стражников.
Тан скользнул обратно в заросли и стал подбираться ближе к центру действия. Он старался идти бесшумно, но этого и не требовалось — людское море шумело, почти как настоящее: гудело, пришлепывало, порыкивало и недовольно ворчало.
Вскоре он стал разбирать слова: и одобрительные восклицания, и брань. Подобравшись ближе, он увидел поваленное дерево, давно заросшее мхом, и встал на него обеими ногами. Теперь ему наконец стало хорошо видно, что заставило собраться горожан на краю леса. Слышно отсюда было тоже хорошо.
На самом краю леса росло огромное дерево, похожее на древний дуб. Одна из ветвей, мощная деревянная ручища, тянулась в сторону города. Через нее была перекинута толстая веревка. Внизу, в окружении стражников, на высоком деревянном чурбаке, стоял человек с завязанным ртом и скрученными за спиной руками. Говорить он не мог, но, судя по отчаянным гримасам, веревочная петля болтавшаяся напротив лица, не вызывала у него восторга.
Разглядев знакомые белые лохмы, Сигмон злорадно усмехнулся. Мошенник-полуэльф попал в руки правосудия и, судя по настроению толпы, вскоре должен был получить по заслугам. В драной холщовой рубахе, в порванных портах, с синяками на лице, он выглядел самым настоящим преступником. Босые ноги заметно дрожали. И не случайно: горожане были настроены серьезно, а процесс казни отлажен до мелочей: ветка была сильно ободрана. Это, по мнению Сигмона, свидетельствовало, что ею часто пользовались. Именно для таких случаев.