Сама пожилая больная — женщина интеллигентная, от стыда за дочь слезами умывается. Естественно, на фоне этих эмоций то, что осталось у нее от сердца, опять сбоит. Результат: нарастающий отек легких, на кардиограмме не–что непотребное вырисовывается…
(Собственно, вырисовывается там нарастающая субэндокардиальная ишемия переднебоковой стенки левого желудочка с транзиторной a-блокадой на фоне перегрузки правых отделов миокарда… ну да вряд ли это так уж интересно и существенно.)
На хамство при таком раскладе наплевать, старушка–то конкретно загибается. Надобно ее в стационар везти. Прошу доченьку кого–нибудь найти с носилками помочь, пока мы с фельдшерицей над матушкой колдуем. А она мне: обойдетесь, мол, не буду я искать, мама ножками дойдет, авось управится.
А я–то ситуацию еще не просекла. Даже попыталась было объяснить, что идти ногами в таком состоянии — прямой путь на тот свет.
А доченьке что в лоб, что пох*й веники.
Понятно, что сама она к носилкам так и не притронулась. Из принципа. Только бранью нас обильно поливала, пока мы с фельдшерицей ее матушку с четвертого этажа на руках тащили — медленно несете, сволота!
Это только присказка, сказка впереди.
Загрузили больную мы в машину, устроили полусидя. Для неспециалистов поясню: в единственно возможном положении. Поскольку если пациента с отеком легких при транспортировке положить, то можно сразу в морг ехать, никакая реанимация уже не спасет.
Я, само собой, с больной в карете: мало ли что на ходу докалывать придется. Она, бедная, в руку мою вцепилась и только всхлипывает. А дочка тут как тут — изголовье у носилок опустить пытается.
То есть маму просто убивает. Совершенно осознанно и целенаправленно.
Я и тут не сразу же сообразила, что — именно осознанно и целенаправленно. Попросила этого не делать, потому как больную в лежачем положении мы точно не довезем. А она:
— Мне лучше знать? — дочурка отвечает. — Я СПЕЦИАЛЬНО у нее все подушки спрятала!
Проболталась баба, называется.
Ну, тут уже как называется, так и отзывается. Времена у нас, конечно, те еще, былинные, но у любого окаянства должен быть предел. Не выдержала я, высадила эту оголтелую дочурку из машины. И грешна, еще пинка отвесила. По жирной заднице. Весомого пинка.
Ударчик–то ногой у меня поставлен основательно.
Больную мы благополучно довезли, определила я ее в реанимацию. Пока формальности, пока там то да се — выхожу, а меня в приемном покое уже линейно–контрольная служба дожидается. Это что–то вроде службы собственной безопасности в правоохранительных, простите, органах, только еще хуже.